* * *
Ночной поезд разбудил меня без четверти четыре. Я полежала с открытыми глазами и поняла, что больше не засну. Выбралась из постели, заварила кофе и уселась с сигаретой над своими записями.
Мне тошно. Мне вообще тошно, да вдобавок сюда примешивается кое-что личное. А именно: некоторые реплики в мой адрес из писем Трейдера. А в чем, собственно, дело? Его слова не лишены сочувствия. Да я и сама знаю, что являла собою жалкое зрелище, когда корчилась в ломках. Так почему вдруг меня это так задело? Потому, что кто-то подглядел мою личную жизнь? Да, конечно. Отстраняясь от служебных обязанностей, я начинаю по-иному смотреть на такие вещи. Личная жизнь – это та сфера, куда постоянно вторгается полиция, нагло и бесцеремонно. В результате понятие личной жизни превращается в пустой звук. Личная жизнь? Повторите, как вы сказали? Да нет, на самом деле мне тошно не от этого. А от событий моего детства. Получается, что из-за них моя судьба была предрешена.
В связи с этим надо уточнить два вопроса.
Во-первых, за что я люблю полковника Тома. Вернее, в какой момент я это почувствовала. В девяносто девятом квартале произошло зверское убийство. В сумке-холодильнике было обнаружено тельце мертвого ребенка. По сравнению с этим меркнут и расовые беспорядки, и торговля наркотиками. Проходя мимо кабинета полковника Тома – тогда еще лейтенанта Рокуэлла, – я услышала, как он говорит по телефону с мэром. До меня донеслись его слова, спокойные и уверенные: «Моя Майк Хулигэн прибудет на место и во всем разберется». Мне и раньше доводилось слышать от него такой оборот речи. Мой Кит Букер. Мой Олтан О'Бой. Вот и теперь он сказал: «Моя Майк Хулигэн прибудет на место и во всем разберется». В уборной меня вырвало. После чего я отправилась на место и разобралась с преступлением в девяносто девятом квартале.
Во-вторых, еще вот что. Когда я была маленькая, отец не давал мне житья. Ну да, да, он меня трахал, – я это сказала, довольны? Все началось, когда мне было семь лет, и закончилось, когда исполнилось десять. Почему-то мне тогда втемяшилось в голову: как только мой возраст начнет писаться двумя цифрами, я найду силы за себя постоять. В ожидании этого момента я стала отращивать ногти на правой руке. Заостряла их пилкой, укрепляла уксусом. Готовилась дать отпор. На следующее утро после моего дня рождения отец полез ко мне, пока я еще спала. И я вонзила в него ногти. Чуть не сорвала всю его ненавистную морду. Сгребла в пригоршню, как какую-нибудь маску. Впилась ему в висок, прямо над глазом, и, помню, явственно ощутила тогда: вот сейчас как дерну, посмотрим, какова на самом деле рожа моего папочки. Но тут проснулась моя мать. Мы, Хулигэны, никогда не были образцовой ячейкой общества. К полудню того же дня наша семья прекратила свое существование.
Меня, как это называется, воспитало государство. Некоторое время я жила у приемных родителей, но в общем и целом меня воспитало государство. В детстве я старалась полюбить государство, как любят родственника. Мне никогда не хотелось иметь детей. Мне хотелось одного – чтобы у меня был отец. Итак, что мне светит после того, как полковник Том схоронил дочь?
* * *
В 07:45 позвонила в управление. Джонни Мак сменялся с ночного дежурства. Я попросила, чтобы он поручил Сильвере или кому-нибудь другому проверить данные на Арнольда Дебса.
Взяла свой список: «Факторы стресса». Да, кому как не мне этим заниматься. Вычеркнула пункт 2 («Деньги?»). Потом вычеркнула пункт 6 («Тщательно скрываемая тайна? Потрясение? Детство?»). Осталось совсем немного.
Сегодня разберем третий пункт («Работа?»). А вечером займусь господином Номер Семь.
Частота пульса – восемьдесят миллиардов лет
Ближе к делу: Дженнифер Рокуэлл работала в Институте физических проблем, в отделе земного магнетизма. Институт расположен на северной границе кампуса, в предгорьях Маунт-Ли, откуда видно старую обсерваторию. Как до него добраться: нужно обогнуть по шоссе всю территорию университета, держась вдоль Лонвуда, а потом минут двадцать проторчать в автомобильной пробке у Саттон-Бэй. Вечная пробка у Саттон-Бэй: тут кто угодно пустит себе пулю в лоб.
Ставишь машину на стоянку и дальше идешь пешком по направлению к невысоким, обшитым вагонкой строениям. Так и кажется, что из-за дерева вот-вот появится лесничий или бойскаут, а то и суслик выскочит. Чип и Дейл. Дятел Вуди в красной кепке козырьком назад. На стене перед входом в отдел земного магнетизма вырезано следующее изречение: «ET GRITIS SICVT DEI SCIENTES BONVM ET MALVM». Спросила пробегавшего мимо паренька; он перевел: «И вы будете как боги, знающие добро и зло». Это вроде из Книги Бытия? Слова Змея? Всякий раз, когда мне доводилось бывать в университете – читать лекцию по криминалистике, расследовать смерть от передозировки наркотиков или самоубийство студента перед началом сессии, – меня посещала одна и та же мысль: тоскливо, когда молодость позади, зато не нужно завтра идти на экзамен. В Институте физических проблем я поймала себя на другой мысли: нынче почему-то нарушились все каноны привлекательности. Сексапильность теперь не входит в число физических проблем, которые волнуют студентов. Когда я училась в Полицейской академии, каждая девушка всячески подчеркивала бюст и задницу, а парни выпячивали детородный орган и бицепсы. Сегодняшние органы студенческого самоуправления, по-видимому, упразднили все остальные органы. Сплошной унисекс.