Лёгкий, ненавязчивый романчик 
87 
– Драгоценность на все случаи, – произнесла Ханна, искоса на него взглянув.
– Драгоценность для всех культур, – поправила ее Бекки. – Когда был основан жемчужный промысел, жемчуг стал главным символом богатства во всем мире. В Индии ли, в Китае или в Персии – чем более высокое положение занимал человек, тем больше жемчуга он носил. Римляне, образно говоря, купались в жемчуге. Калигула был без ума от него.
– Калигула и так был без ума. Помешанным, – сухо сказал Арчер.
– Потому что ввел своего коня в сенат и повесил жемчужное ожерелье ему на шею? – спросил Фред. – Не могу сказать, что осуждаю Калигулу. Большинство мужчин глупее конской задницы.
– Клеопатра выиграла пари с помощью жемчуга, – сказала Бекки.
– У кого хватило смелости держать с ней пари? – поинтересовалась Ханна.
– У Марка Антония. Желая доказать ему могущество и богатство Египта, Клеопатра поспорила с ним, что смогла бы устроить самый дорогой пир за всю историю человечества. Она усадила его с пустой тарелкой и бокалом вина.
Вероятно, она улыбалась, как ее кошка, увидев его скептический взгляд. Затем царица сняла одну из своих сережек – огромную жемчужину – растерла ее в порошок, растворила в вине и выпила. Другую сережку она протянула Антонию и предложила ему сделать то же самое. Он признал себя проигравшим тут же, так как сережка, которую она выпила, стоила почти два миллиона унций серебра.
– В легенде также говорится, что за счет второй сережки Антоний профинансировал целую военную кампанию, – добавил Фред.
– Это был Вителлий, а жемчужная сережка принадлежала его матери, а не Клеопатре.
– Нет, это был Антоний, и это была жемчужина Клеопатры.
Встав лицом к лицу, Бекки и Фред начали перепалку. Они цитировали источник за источником, все более повышая голос. Они уже кричали друг на друга, но видно было, что им это безумно нравится. Их глаза разгорались все ярче, приводимые доводы в пользу своей точки зрения становились все более изощренными.
– Кто это был, Антоний или Вителлий? – тихонько спросила Ханна.
– Вителлий. Антоний привез жемчужину в Рим, разрезал пополам и сделал серьги для статуи Венеры.
– Разрезал пополам, – слабо повторила Ханна, – для статуи.
– Это был акт жертвоприношения и одновременно акт высокомерия. Римляне очень ценили жемчуг, и чем больше они завоевывали, тем больше им хотелось. Это были ненасытные люди, алчные.
– Звучит очень тоскливо.
– Да, – согласился Арчер, – если бы я сейчас смог попасть туда и торговать жемчугом…
– Там тебе нужно было быть императором или богом, чтобы видеть жемчуг, как сейчас.
Мерцание, исходившее из другого ящика, привлекло внимание Ханны. Она посмотрела на Сражающихся Лински – никакого намека на перемирие – и боком подвинулась к новому ящику. В небольшом углублении под стеклом находился золотой прямоугольник примерно восемнадцать на четырнадцать дюймов. Бесчисленные жемчужины, вправленные в золото, изображали одежды святого: головной убор, мантию. Все это излучало эфирный внутренний свет, присущий слоям перламутра. Вокруг сверкали рубины, изумруды и сапфиры, но преобладал все же жемчуг, который являлся мерой благочестия и состоятельности.
– Откуда такая роскошь?.. – прошептала Ханна.
– Либо мужской монастырь, либо библиотека. Может быть, даже очень богатый человек, – спокойно отозвался Арчер. – Это средневековое изделие, творение русского мастера. Возможно, одно из красивейших на земле. Это обложка для рукописной книги.
Мгновение Ханна не могла думать ни о чем: ей вспомнились пальцы Лэна, впивающиеся в ее руку, когда он кричал, что «Черная троица» не закончена. Не могла быть закончена, потому что он не исцелился. Его образ представился ей так ясно, что Ханна произнесла вслух его имя. Низко и сипло.
– Не думай об этом, – сказал Арчер. – Он был не первый, кто сошел с ума и пытался уравнять преходящее, мирское с божественным и вечным. Что-то там мерцает под поверхностью жемчужин, что может дать умиротворение, но может и отнять рассудок. Зависит от человека.
– Я знаю. Просто… иногда воспоминания такие отчетливые, как будто это случилось две секунды назад…
Арчер потянулся обнять ее, прежде чем вспомнил их уговор о защите и сексе. Утешение и поддержка не входили в их сделку. Он сунул руки в карманы и отвернулся к очередному выставочному ящику.
– Пройдет время, и все успокоится.
87 
