Особенно,... 
32 
— Может, на минутку поднимемся? — наконец тихо спрашивает он, кивая на освещенный фонарями дом. — Выпьем по чашке кофе?
Я поворачиваю голову и смотрю ему прямо в глаза.
— На минутку?
Его лицо вмиг преображается. Из груди вырывается не то смех, не то стон. Он сгребает меня в объятия, прижимается губами к моему виску и вдыхает запах моих волос.
— Это я не всерьез. Побоялся тебя спугнуть.
Тихо смеюсь, чувствуя себя так, будто все, чего я ждала и жаждала, — это снова оказаться у его груди, опять ощутить, что я принадлежу ему вся без остатка. Мы вновь замираем и какое-то время не смеем ни двигаться, ни говорить.
— Так что? — шепотом спрашивает Терри.
Вместо ответа я отстраняюсь, достаю из сумки сотовый и набираю номер.
— Папа? — виновато говорю я, слыша по голосу, что отец уже спал. — Прости, что разбудила. Ты меня, пожалуйста, не жди. Я сегодня останусь у… Каролины.
— Молодец, что предупредила, — говорит он. — Привет… гм… Каролине.
— Ага. — Густо краснею. Его не проведешь, как ни хитри! — Непременно передам!
Не знаю, может, я не вполне нормальная, но ласками мужа, с которым делила постель целых восемь лет, упиваюсь так, будто он мой новый беспредельно желанный и совершенно фантастический любовник. В минуты, когда его знающие, то невообразимо нежные, то требовательные руки скользят по изгибам моих бедер, по округлости груди, мне кажется, что все остальное в мире совершенно ни в счет, не имеет ни малейшего смысла. И что мы переживем любое ненастье, лишь бы больше в жизни не разлучаться.
Утро отчасти воскрешает сомнения. Принимая душ, я вдруг вспоминаю о Мишель, представляю, что она стояла на этом самом месте и что тешилась теми же радостями, которыми Терри одаривал меня, и делается тошно.
Надо привести в порядок мысли и обо всем спокойно подумать, говорю я себе. Мы теперь снова вместе, это ясно, но не стоит бросаться в прежнюю жизнь очертя голову. По большому счету, совершенно такой, какой была раньше, она уже никогда не будет. Мы изменились, и нельзя не принимать это в расчет.
Выхожу в гостиную уже одетая. Терри — в халате — замирает с двумя чашками в руках и дурашливо, как ребенок, выпячивает губы.
— А я-то надеялся… что мы еще вернемся в постель.
До чего он мил, проносится у меня в голове. И как я могла надеяться, что заживу без него спокойнее, благополучнее и счастливее? С улыбкой беру у него чашку и делаю глоток кофе.
— Валяться в постели не время.
— Сегодня же воскресенье! — восклицает Терри.
— У занятых людей воскресений не бывает, — с важным видом заявляю я, опуская чашку на стойку.
Лицо Терри внезапно серьезнеет. Он поднимает указательный палец и о чем-то раздумывает. Судя по всему, о каких-то делах, про которые я невольно ему напомнила.
— Да, это верно. У занятых людей… — Он смотрит на меня, умолкает на полуслове, и его губы растягиваются в улыбке, а глаза становятся такими ясными, какими бывали в самые безоблачные времена. — Пообещай, что ужинать сегодня будешь со мной, — просит он.
Я уже собираюсь кивнуть, но меня что-то останавливает. Ах да, сегодня вечером я собиралась встретиться с Джимми. Конечно, можно было позвонить ему и сказать, что мои планы меняются. Но, во-первых, как-то это было бы непорядочно, а во-вторых, я чувствую, что мне нужен небольшой перерыв — чтобы, так сказать, перевести дыхание.
— Сегодня — нет, — как можно мягче произношу я.
Терри заметно грустнеет.
— А вот завтра — пожалуйста, — быстро добавляю я, подходя и кладя руки ему на плечи.
Он заглядывает мне в глаза и в какое-то мгновение кажется уязвимым и полностью зависимым от меня. Словом, таким, каким бывал во времена нашей совместной жизни в те минуты, когда поверял мне секреты и признавался в чувствах. Всматриваюсь внимательнее в голубизну его глаз.
Нет, сейчас в его взгляде есть что-то новое. По-моему, это боязнь вновь меня потерять. Она придает мне значимости в собственных глазах, дает повод поважничать.
Сознаю, что если вновь возомню себя королевой, то опять стану чего-то требовать и качать права. На миг делается страшно. Нет! На эту дорогу больше сворачивать нельзя. Она приведет туда же — в тупик.
Терри слегка сужает глаза.
— В чем дело? — спрашивает он, чувствуя, что мое настроение внезапно переменилось.
Качаю головой и улыбаюсь.
— Ни в чем. Все хорошо.
32 
