Особенно,... 
124 
Сэм еле заметно кивнула.
— Ну так что насчет мальчика? Вы его спросили? — повторил служащий.
Она покачала головой.
— Но почему?
— Я спрошу.
— Хорошо. Тогда позвоните мне после разговора с ним. Если он захочет вернуться к матери, вы его отпустите. А если мальчик захочет остаться здесь… — социальный работник задумался, — ладно, я сам поговорю с матерью. Может, она и не будет чинить вам препятствий. — Он холодно улыбнулся. — Надеюсь, все пройдет гладко. Мальчику наверняка здесь будет лучше, чем у нее. Это было еще мягко сказано, но Сэм не стала заострять внимание. На самом деле Тимми с кем угодно было бы лучше, чем с родной матерью, и Сэм решила сделать все возможное, чтобы защитить его.
Они пошли смотреть, как Тимми ездит верхом, и с Мартином Пфайзером случилось то же, что случалось с родителями, которые впервые видели своих детей верхом на лошади: на глаза этого бесстрастного, усталого пожилого человека навернулись слезы. Тимми так изменился — просто невероятно! Он теперь был симпатичным, чистым, счастливым мальчуганом, который много смеялся и смотрел на Сэм с откровенным обожанием. В нем даже появилось что‑то забавное, но самым удивительным было то, что он даже внешне был похож на Саманту.
Уезжая под вечер с ранчо, Мартин Пфайзер пожал Саманте руку и шепотом повторил:
— Спросите мальчика и позвоните мне.
Потом ласково взъерошил Тимми волосы и, сев в машину, помахал им обоим рукой на прощание.
Сэм заговорила с Тимми на эту тему только после ужина, отвезя его в спальню; он в тот момент застегивал пижаму, а она убирала его костыли.
— Тимми!
— Да?
Сэм с внутренней дрожью посмотрела на мальчика. А вдруг он не захочет остаться у нее? Вдруг пожелает вернуться к матери? Сэм боялась, что не вынесет его отказа, но спросить все равно было необходимо. И ведь это было только начало…
— Знаешь, мне тут сегодня кое‑что пришло в голову…
Мальчик заинтересованно ждал.
— Как бы ты отнесся к тому, чтобы остаться здесь?..
Боже, какой кошмар! Она даже не представляла себе, что это будет так трудно!
— Ну, вообще… навсегда…
— Ты хочешь сказать, остаться здесь с тобой? — Глаза на маленьком загорелом личике стали просто огромными. — Да, я хочу сказать именно это.
— Ух ты! Ага!
Но Сэм стало понятно, что до Тимми не дошел смысл ее слов. Он считал, что Сэм предлагает ему пожить на ранчо подольше, а ей предстояло сказать ему, что для этого он должен оставить свою маму.
Тимми… — малыш обнял ее, но она отстранила его, чтобы заглянуть ему в лицо, — я хочу, чтобы ты жил здесь не так, как другие дети.
Он явно недоумевал.
— Видишь ли… я… я… — так, наверное, предлагают руку и сердце. — Я хочу усыновить тебя, если мне разрешат. Но если только ты будешь согласен. Я никогда не сделаю того, чего ты не хочешь. — Сэм еле удерживалась от слез.
Тимми изумленно уставился на нее.
— Неужели я тебе нужен? — Он не мог прийти в себя от удивления.
— Ну, конечно, нужен, дурачок! — Сэм крепко обняла его, из ее глаз хлынули слезы. — Ведь ты самый лучший мальчик на свете.
— А как же моя мама?
— Не знаю, Тимми. Это сложнее всего.
— А она будет приезжать ко мне?
— Не знаю. Наверное, это можно устроить, но я думаю, так Пудет еще тяжелее… для всех. — Сэм не кривила душой, она понимала, что нужно быть с ним честной, ведь ему предстояло сделать такой важный шаг.
Однако снова взглянув в лицо Тимми, она увидела, что он напуган. Мальчик даже задрожал.
Она приедет и будет снова меня бить?
— О нет! — воскликнула Саманта. — Я этого не допущу!
И тут мальчик разрыдался и впервые рассказал, что именно вытворяла с ним мать. Выговорившись, Тимми затих у нее на руках; он был совершенно обессилен, но зато больше не боялся, и, укрыв его до бородка простыней, Сэм еще около часа сидела возле него в темноте, ждала, пока малыш заснет, и тихонько плакала.
Последним, что он сказал перед тем, как закрыл глаза, было: — Я хочу жить с тобой, Сэм. И это было все, что она хотела от него услышать.
Глава 35
Утром Сэм позвонила Мартину Пфайзеру и передала ему слова Тимми. Сообщила она и кое‑что из того, о чем он наконец‑то, впервые за долгое время, рассказал ей: о побоях и о полном безразличии со стороны матери.
Пфайзер покачал головой.
— Мне неприятно в этом признаваться, но я не удивлен. Ладно, я подумаю, что можно сделать.
124 
