39 
Макси захлопнула дверь с такой силой, что та чуть не соскочила с петель, и мигом задвинула защелку. Куда подевалась холодная искушенная красавица! Она чувствовала себя так, словно ее вывернули наизнанку. Сейчас она просто не вынесла бы нескромных вопросов. Она пустила воду и, вспомнив, как он набросился на нее, перед тем как они начали заниматься любовью, разрыдалась.
Ангелос отчаянно застучал в дверь.
– Макси! Выходи!
– Иди к черту! – крикнула она, прижимая ладонь к дрожавшим губам, чтобы он не понял, что она плачет.
– С тобой все в порядке?
– Ангелос, я принимаю ванну, а не топлюсь! Хотя если учесть, как ты действуешь, я понимаю твое беспокойство!
В тот же миг Макси устыдилась этих грубых слов. Он не хотел причинить ей боль, он же ни о чем не подозревал, и набрасываться на него с упреками из-за того, что она чувствовала себя униженной, было несправедливо. Наступила тишина. С несчастным видом Макси медленно опустилась в ванну.
Только тут ей пришло в голову, что расстраиваться из-за того, что Ангелос наговорил ей в сердцах, было, по сути, глупо. Ведь теперь он знает, что она никак не могла быть любовницей Лиланда. Значит, и его отношение к ней должно измениться. Однако, получив одно, теряешь другое. Ее невинность вызывала в нем чувство отвращения.
Сломленная этой мыслью, Макси вновь вызвала в памяти тот день семь месяцев назад, когда их взгляды впервые встретились в огромном зале заседаний компании «Петронидес», – взгляды, которые изменили ее жизнь. Выходит, все это время Ангелос ждал, когда она оставит ради него Лиланда, а когда она этого не сделала, пришел в ярость. Потом Ангелос не мог заставить себя даже произнести имя Лиланда Коултера. Он прямо сказал, что она смертельно оскорбит его, если станет упоминать о Лиланде. Однако, когда Ангелос впервые появился в доме Лиз и объявил о своих намерениях, его это, похоже, не волновало. «Мужчины вообще странные, – подумала Макси, – а уж с Ангелосом вряд кто сравнится».
Она просидела в ванной довольно долго, но когда наконец вышла, завернувшись в слишком большой для нее шелковый халат, спальня была пуста. Похоже, скоро наступит развязка. Макси легла обратно в постель и стала напряженно ждать, когда же появится Ангелос.
Дверь отворилась. Ангелос остановился на пороге: босой, со спутанными волосами, с проступавшей на сильном подбородке щетиной. Было непривычно видеть его в черных облегающих джинсах, в расстегнутой рубашке, обнажавшей загорелую, покрытую кольцами волос грудь.
– Теперь мне все известно… – проговорил он, странно запинаясь. – Но я слишком пьян, чтобы сесть в вертолет!
Макси подскочила в постели. Удивленно раскрыв глаза, она смотрела, как Ангелос врезался в дверь и гневно уставился на нее, словно она была не на месте. Он и вправду был пьян. И казался таким беспомощным, что Макси мигом позабыла все приготовленные оправдания. Сначала нужно было позаботиться о нем.
Выскочив из постели, она пересекла комнату и взяла его за руку.
– Иди приляг, – сказала она.
– Только не на эту кровать… – Пошатнувшись, Ангелос с ненавистью взглянул на постель. – Мне хочется сжечь ее.
Решив, что ее злые слова насчет его методов ранили Ангелоса больше, чем она ожидала, Макси ощутила острый укол совести, продолжая тем не менее подталкивать его в нужном направлении. Не потому ли он напился? Должно быть, как мужчина он чувствовал себя униженным из-за того, что по неосторожности сделал ей больно. Макси старалась подвести его к кровати. Он сопротивлялся изо всех сил.
– Ложись же! – в отчаянии крикнула она на конец.
И Ангелос действительно лег. Макси осторожно легла рядом и долго смотрела на него, пока на глаза не навернулись слезы. Для нее самой было полной неожиданностью осознать, что единственное, чего ей сейчас хотелось, – это утешить его.
– До последнего момента ты был просто великолепен, – нежно проговорила она в утешение. – Я не хотела обидеть тебя. Ты совсем не виноват…
– Виноват Лиланд, – проговорил Ангелос сквозь зубы.
Макси удивленно сдвинула брови.
– Лиланд?… – недоверчиво переспросила она.
Ангелос гневно заговорил по-гречески.
– По-английски, Ангелос…
– Он подонок!
Взглянув наконец ей в глаза, он порылся в кармане джинсов и извлек оттуда внушительный комок измятых факсов.
Макси расправила бумагу. Лента была такой длинной, что протянулась по его груди и свесилась с кровати. Прищурившись, Макси разобрала внизу свою подпись. При таком тусклом освещении содержание было нелегко разобрать.
39 
