Особенно,... 
15 
— Нормально, — отвечаю я, растягивая губы в улыбке, чтобы голос не звучал слишком кисло. — Послушай…
Рассказываю, в чем моя беда. Джим без лишних слов обещает выяснить к вечеру, можно ли что-нибудь придумать. Благодарю его и кладу трубку. Теперь делать совершенно нечего. За полчаса, которые остаются до перерыва, я дважды выхожу в туалет — просто так, чтобы от безделья не сойти с ума и смочить холодной водой запястья да покрывающийся испариной лоб.
А в двенадцать наконец-то вылетаю на улицу и глубоко вздыхаю, подставляя лицо яркому солнцу. Сегодня папа, наверное чувствуя, насколько мне тошно, звонит сам.
— Ну как твои дела, золотце?
— Неважно, — честно признаюсь я.
— Лучше или хуже, чем в прошлый раз?
— Хуже.
Рассказываю об изощренном глумлении надо мной Вайноны и чуть не плачу. Отец тяжело вздыхает.
— Так-так. Надо что-то придумывать. Посоветовал бы тебе уйти оттуда сегодня же, но совсем без работы ты затоскуешь больше теперешнего, а найти новое место сейчас, в августе, когда стоит такая жара и большинство горожан в отпуске, не так-то просто.
Шмыгаю носом и жду, что он предложит.
— А что, если тебе набраться терпения, протянуть еще недельки две и тоже взять отпуск? — произносит он.
— Неплохая мысль, — бормочу я. — Какое-то время можно отдохнуть, а потом разослать резюме по кадровым агентствам или непосредственно по фирмам. Лето как раз закончится… Да, пожалуй я так и поступлю, — приободряясь, говорю я.
— Вот и славно. — Отец кашляет, но я чувствую, что отнюдь не из-за простуды, а просто чтобы перейти на другую тему. — А с тем парнем у тебя как? — спрашивает он. — С режиссером?
Бесшумно вздыхаю. Максуэлл не звонил ни в среду вечером, ни вчера. Я начинаю волноваться и снова подумываю о том, достаточно ли я привлекательна и желанна.
— Он весь в делах, — говорю я как можно более веселым тоном. — Позавчера я одним глазком взглянула на Грейсон и Райдера! На Пятой авеню. Потом расскажу подробнее.
— Любопытно, — отвечает отец, и я слышу в его голосе нотки жалости ко мне. Его не проведешь! — Пообещай, что постараешься не грустить. Ни из-за работы, ни из-за всего остального, — просит он.
— Обещаю, — говорю я. — Ладно, пап. Мне пора бежать. Люблю тебя.
— И я тебя, золотце.
Вообще-то никуда мне не надо бежать. Перерыв, можно сказать, только начался, к ланчу я еще даже не притронулась и потом, поскольку Вайноны в офисе нет, могу с чистой совестью минут на десять опоздать, мне никто слова не скажет. Я схитрила лишь потому, что не желаю разговаривать о Нине, а папа, если бы мы не прекратили беседу, наверняка снова упомянул бы о ней.
Неторопливо съедаю салат и только приступаю к десерту, когда снова звонит телефон. Смотрю на экранчик с замиранием сердца: увы, это опять не Максуэлл. А мама. С ней последние несколько лет я общаюсь без особой охоты.
— Здравствуй, милая!
— Привет, мам!
— Как дела?
— Все хорошо, — равнодушным тоном отвечаю я.
— Есть какие-нибудь новости?
— Нет, никаких.
— Живешь там же, работаешь на прежнем месте, замуж не собираешься?
— Да, да и нет, — говорю я.
— Ну и слава богу.
Какое-то время молчим. Наверное, и мне следует спросить, как поживает мама, но я как обычно решаю: раз она говорит вполне радостным голосом и регулярно звонит, значит, все в полном порядке.
— Я немного занята, мам. Созвонимся потом, ладно?
— Конечно. Я люблю тебя.
— Пока.
Раньше напоследок она непременно спрашивала, как отец. А с некоторых пор перестала им интересоваться — может, из чувства вины, а может, ревнует его к Нине и жалеет, что в свое время сглупила. Или по каким-то другим причинам. Мне, если честно, все равно. Доедаю ланч и плетусь в офис. До конца рабочего дня еле дотягиваю.
В третий раз телефон звонит, когда я, смертельно уставшая, вхожу в квартиру.
— Алло? — На экран я уже даже не взглянула.
— Келли?
Максуэлл. Наконец-то! Мою разбитость как рукой снимает, хочется издать торжествующий вопль или станцевать победный танец.
— Да?
— Привет, это Максуэлл.
— Я узнала.
— Очень рад. Какие у тебя планы на завтра? — таинственным голосом спрашивает он.
— Пока никаких, — говорю я, вздыхая с облегчением. Меня уже одолевали страшные мысли о субботе в полном одиночестве и в мучительных раздумьях про свою несчастную долю.
15 
