Особенно,... 
41 
– Я долго размышлял, как с тобой поговорить, что предложить, куда позвать, – говорит Грегори, явно очень волнуясь. – Даже раздумывал, не пересилить ли себя, не поступить ли как все? Подойти, прикинуться, что я не знаю твоего имени, представиться, завести пустой разговор. Но всякий раз, когда воображение рисовало подобную картину, я чувствовал, что это будет пошло, недостойно, гадко. В том, что если мы с тобой сойдемся, то непременно найдем общий язык и будем вместе всегда, я не сомневался ни мгновения, понимаешь? Наверное, из-за тех слов Джаспера, они ведь как пророчество… Поэтому я и решил не тратить время на глупые ухаживания, походы в кино или в рестораны.
Я смотрю на свою футболку и джинсы. Они валяются на полу, живо напоминая о том, в каком почти беспамятном состоянии я их с себя скидывала… Хочется одного: собраться с силами, дотянуться до одежды, надеть ее и сбежать отсюда. Но руки, вцепившиеся в края покрывала, будто не мои, а вырублены из дерева.
– Я, наверное, напугал тебя своим предложением, озадачил? – спрашивает Грегори все тем же влюбленным шепотом. – Видишь ли: я решил, что, раз наша история столь исключительна, ты почувствуешь, кто я для тебя, кем должен стать. Почувствуешь, несмотря на скупость слов и неожиданность беседы… Так, впрочем, и вышло. – Счастливо и несколько стеснительно смеется.
Я ненавижу себя.
– Я знал, что тебе понадобится время, – прибавляет Грегори. – Но ждать был готов сколь угодно долго…
Чувствую, что, если не умчусь отсюда сейчас же, потеряю над собой власть и приключится что-нибудь страшное. Собираю в кулак все мужество, резко наклоняюсь, подбираю с пола одежду и, бормоча несвязное «прости… что-то мне… гм… нехорошо… прости… потом, ладно?», вылетаю из комнаты прямо в покрывале на голое тело.
Закрываю за собой дверь и еще долго держусь за ручку, боясь, что Грегори придет за мной следом и станет выспрашивать, в чем дело. Но его нет и нет.
Меня всю трясет. Голова вот-вот взорвется, сердце стучит так, что кажется, будто слышно на весь дом. Медленно разжимаю пальцы, прохожу к кровати и падаю на нее, как мешок с мукой. Что делать?
Получается, Грегори благороднейший человек с огромной душой и незапятнанной совестью. А я обманщица, интриганка, не способная видеть дальше своего носа. Почему сердце не подсказало мне, что надо прислушаться к тем ощущениям, что подарил его взгляд тогда, при нашей первой беседе? Почему я предпочла забыть их, утопить в море сиюминутных впечатлений и жалких рутинных забот? Почему не отдавала себе отчет в том, что мое окружение не то, какое мне нужно, как могла быть настолько слепой, глухой, недалекой?
С трудом переворачиваюсь на живот – ноги и руки отказываются слушаться, вдавливаюсь лицом в подушку и вцепляюсь руками в деревянную кроватную спинку. На душе до того гнусно и мрачно, что нет сил даже плакать.
Какое-то время лежу не двигаясь. Потом медленно разжимаю пальцы и хватаюсь за голову. Как мне быть? Грегори должен, непременно должен, знать и мою историю, хоть и не исключено, что она станет для него сокрушительным ударом. Иначе нельзя. Если я смолчу теперь, прикинусь, что в самом деле просто раздумывала над его словами целые полгода, а потом решила наконец, что он мой единственный, правда все равно когда-нибудь всплывет. Я сама же проболтаюсь – случайно или в сердцах. Так будет намного хуже – Грегори этого не вынесет.
Я должна с ним поговорить. Завтра же.
А что потом? Сможет ли он понять и простить? Станет ли доверять мне в будущем? Не разочаруется ли в жизни настолько, что отбросит всякие мысли о женитьбе? Да что там женитьба! Не сломается ли, не падет ли духом?
Замираю, слушаю неистово бьющееся сердце. И глубже вдавливаюсь в кровать под тяжестью убийственного отчаяния. Конечно, он разочаруется. Не захочет меня знать. Что будет со мной? Смогу ли я вернуться к прежней жизни и по-старому болтать о глупостях с Джосс, дарить улыбочки знакомым в баре, довольствоваться обывательскими утехами?
Нет, нет! Я задохнусь, если снова уйду от природы, и не представляю, как буду жить без него…
Нет, нет, нет! В остервенении бью руками по подушке и проклинаю саму себя. Я одна во всем виновата, мне и отвечать. Снова замираю, зажмуриваюсь и представляю себе, с какой благодарностью приняла бы откровения Грегори, если бы совесть была чиста. Если бы, соглашаясь быть с ним, я думала не о деньгах, которыми должна выручить подругу, а о нем самом, о жизни с ним…
41 
