— О, я вытащила тебя из постели?
Размышление о нем в постели без пижамы и понимание того, что она грубо ворвалась сюда в столь ранний час, заставили Мерседес задать этот неловкий вопрос. Она была так решительно настроена увидеть его, что даже не подумала, что он мог спать или…
— Нет, я не спал… и до того, как ты задашь следующий вопрос, который явно возник из-за твоего богатого воображения: нет, я не был ни с кем. В квартире только я и ты.
Почему она чувствует облегчение? В этом нет необходимости. Джейк Тавернер не значил для нее ничего. И все же напряжение ушло, и она вздохнула, слишком поздно поняв, как беспокоил ее этот незаданный ему вопрос.
— Ты сжимаешь эту чашку, будто защищаешься.
Застигнутый врасплох внезапной переменой в ее голосе, Джейк посмотрел на чашку в своей руке. Она права. Он совсем забыл о чашке в тот миг, когда услышал звонок в дверь. Так и стоял, сжимая ее в руках.
Но при чем здесь защита?
Это означало, будто он не хотел, чтобы она приближалась к нему, хотя все было наоборот он жаждал, чтобы их тела соединились…
О дьявол!
— Ты намерен допить кофе?
И поцеловать эти улыбающиеся губы…
Проклятье! Что она сказала? Что-то о выпивке.
Очередной проясняющий мозги взгляд на неприятную коричневую жидкость в чашке вынудил его с отвращением поморщиться.
— Я думаю, его уже нельзя пить. Если позволишь, я это вылью. Может быть, заварю новый кофе… Ты хочешь кофе?
— С удовольствием.
Машинально Мерседес посмотрела на дверь кухни, и он задался вопросом, не вспоминает ли она ночь, проведенную в его доме.
— Проходи и присаживайся.
Джейк махнул рукой в направлении гостиной, не посмотрев, следует ли она его приглашению, и направился в кухню. Вылив холодный, не вызывающий аппетита кофе в раковину, он заставил себя сосредоточиться на приготовлении свежего.
Элегантная современная кухня наполнена нержавеющей сталью, вся в серых тонах, с удачным освещением. Практичная, рациональная комната, может быть, слишком пустынная и функциональная. Но мысли Джейка были заняты другим — чувственностью и негой, мягкостью и потворством желаниям.
Металлическая поверхность чайника или ложки в его руке казалась теплым шелком ее кожи и волос. Запах свежемолотого кофе забивался ароматом роз и лилий, перемешивался с теплым чувственным запахом женского тела.
— Ради бога, парень! Возьми себя в руки! пробормотал он озлобленно, когда звук кипящего чайника отвлек его от чувственных грез.
— Что? Ты что-то сказал?
— Нет!
Слишком поздно — она уже появилась в дверях.
— Тебе помочь?
— Я сказал, чтобы ты присела.
Не правильная позиция. Неверный тон. Он увидел ее возмущение, искру негодования в ее глазах.
— Кто дал тебе право распоряжаться мной? Я не подчиняюсь приказам!
— Да, я заметил. — Он глубоко вздохнул. — А просьбам?
— Что?
Ее полуулыбка была ошеломляющей, загадочной, слегка застенчивой и дьявольски привлекательной.
Он определенно хотел видеть эту улыбку снова.
— Ты сказала, что не подчиняешься приказам, а просьбы удовлетворяешь?
Она была явно заинтригована.
— Может быть.
— Хорошо, тогда. Мерседес, пожалуйста, иди и присядь.
Сработало. Она улыбнулась снова, на этот раз ярче и чувственнее.
— Учитывая, что ты просишь настолько мило…
— Нет! Имеется в виду… я передумал. Не уходи, — сказал он хрипло, его губы и горло пересохло. — Подойди сюда. Пожалуйста, подойди сюда.
Какие-то секунды ему казалось, что Мерседес откажется, но потом она улыбнулась и направилась к нему.
Каждый шаг казался вечностью, она неспешно шла к нему, не отрывая взгляда от его глаз.
Видишь, как легко я удовлетворяю твою просьбу, словно дразнила она.
Теперь она была настолько близко, что он мог почувствовать тепло ее тела, ее запах окружил его, словно облако.
— Извини, я забыл о вежливости, — он пытался скрыть желание в голосе. — Этого больше не произойдет.
Он прикоснулся кончиком пальца к ее виску, потом медленно к щеке и подбородку. Видя, как она закрыла глаза в инстинктивном, чувственном ответе, он шагнул вперед, ближе, очень осторожно поднял ее подбородок — медленно, бережно, спокойно.
Мерседес сама не верила тому, что делает. Она словно попала в колдовскую сеть, которую он набросил на нее. Но глубоко в душе она знала, что не хочет высвобождаться от этой сети.
Это были не горячие, поспешные, страстно овладевающие ею желания, как в ту ночь в Англии.