23 
– По-твоему, это единственный путь к чему-то серьезному, нерушимому? Легкое влечение, все без исключения стадии и так далее? – осторожно спрашивает Джошуа, явно пытаясь казаться невозмутимым, но чутье подсказывает мне, что мой ответ важен и для него самого, поэтому я стараюсь взвесить каждое слово.
– По-моему, это наиболее надежный путь. Во всяком случае, если выбираешь именно его, снижается вероятность разочарований и потрясений. Сначала ты как следует узнаешь человека, потом шаг за шагом сближаешься с ним… – Берусь за голову и наклоняю ее вниз, но тут вспоминаю, что спину следует держать прямо, и снова поднимаю голову. – Впрочем, тут верных рецептов нет. Наша с Гарольдом история вон к чему привела…
– Вот именно, – говорит Джошуа, многозначительно на меня глядя.
– В любом случае, я чувствую себя так, что все вдруг лишилось смысла. Зачем к чему-то стремиться? Для чего оно, светлое будущее, если в нем не будет Гарольда? Мне одной ничего не нужно…
– Гарольд не единственный в мире мужчина, – глядя в точку посередине стола, медленно произносит Джошуа. – Может, есть на свете другой человек, с которым появится еще более прочный фундамент?
– Более прочный? – Усмехаюсь. – Это невозможно. И потом по-настоящему твой человек в мире единственный, все остальное не имеет значения.
Лицо Джошуа напрягается, он плотнее сжимает губы. Я размышляю о том, сколь интимные воспоминания нас связывают, и задумываюсь, не причиняю ли ему боль. Нет, не может такого быть, говорю сама себе. Мы были знакомы всего сутки и ничего не успели друг о друге узнать. Наш роман был прямой противоположностью отношениям с Гарольдом – блеснул и погас, канув в вечность. И хоть отголоски той ночи живы в моей душе до сих пор, это лишь отзвуки безумной страсти, не подкрепленной, по сути, ничем…
Какое-то время Джошуа молчит, потом вдруг поднимает глаза и смотрит на меня вполне спокойным взглядом.
– Полагаешь, что твой единственный Гарольд?
– Ни секунды в этом не сомневаюсь, – бормочу я. – Только раньше было чертовски приятно от этих мыслей, а теперь будто к сердцу привязали груз. – Безрадостно улыбаюсь. – Такое чувство, что, если у нас все наладится, груз никуда не исчезнет и придется тащить его за собой до гробовой доски.
– Тебе это нужно?
– Если бы можно было выбирать, я, конечно, предпочла бы шагать по жизни без лишних тяжестей. Но раз складывается так… Придется терпеть.
– А не проще ли освободиться от груза и от отношений, в которых, может, еще будет что-нибудь хорошее, но никогда не будет главного – доверия? Оно исчезает сразу.
Задумываюсь над его словами, и становится до того мерзко, что хочется навек укрыться от правды в коконе сладкой лжи. Кручу головой.
– Нет, не представляю. Нам друг без друга нельзя, понимаешь?
– Может, так только кажется?
Я хватаю с колен салфетку и в порыве негодования так крепко сжимаю ее в руках, что ткань чуть не лопается. Джошуа поднимает руку.
– Только не кипятись.
– Да как тут не… – задыхаясь начинаю я, но он меня перебивает:
– Хорошо, обещаю, что больше не буду задавать подобных вопросов. Рассказывай дальше. Выговорись.
Какое-то время молчу, раздумывая, стоит ли навязывать ему подробности нашей с Гарольдом любви, но ловлю себя на том, что спастись сейчас можно лишь так: слова теснятся в груди, сдавливают сердце и молят выпустить их наружу. Настороженно смотрю на Джошуа, пытаясь угадать, действительно ли он готов слушать, не станет ли снова иронизировать и возражать. Будто читая мои мысли, он приподнимает руки – показывает, что спорить не намерен. В его взгляде серьезность и непритворная готовность разделить мою беду. Во всяком случае, мне так кажется. Тем летом в Камбрилисе я и предположить не могла, что он может быть настолько участливым.
– Видишь ли, отношения у нас такие, что, задумываясь о будущем – даже о сущих пустяках, скажем о завтрашней поездке в магазин или о планах на выходные, не говоря уж о более глобальных вещах, – я теперь просто не умею мыслить о нас как о двух отдельных людях. В продуктовом отделе непременно выбираю то, что любим мы оба, или же что-то конкретно для него – Гарольд большой охотник вкусно поесть. Одежду он давно перестал покупать себе сам. Я знаю, какие рубашки ему по вкусу, какие брюки, даже какие носки…
Джошуа не нарушает данного обещания: не перебивает меня и больше не задает таких вопросов, от которых делается до того худо, что хочется взвыть. Я незаметно для самой себя увлекаюсь рассказом настолько, что пускаюсь описывать такие мелочи из нашей с Гарольдом жизни, знать про которые было бы неинтересно даже, например, Кэт. Но Джошуа внимательно слушает. В какую-то минуту я ловлю себя на том, что уже не помню о присутствии в этом зале своего Гарольда, что не обращаю внимания на громогласную и непонятную болтовню его блондинки и что на душе стало куда легче, будто ее омыли проточной водой. Почему-то смущаюсь и умолкаю.
23 
