112 
Он погладил подбородок, ощупывая взглядом застывшую перед ним тонкую фигурку.
Глаза Пруденс расширились от ужаса, когда Себастьян наклонился, чтобы вытащить из сапога свой грозный кинжал. Пальцы ног непроизвольно скрутились в ботинках. Она попятилась.
— Э-э… насчет моих пальцев. Я просто пошутила. Сомневаюсь, что лаэрд Мак-Кей узнает их. Он никогда их не видел.
Себастьян надвигался на нее с кинжалом в руке и с решимостью на лице.
— Или мои уши… Он тоже никогда их не видел. Триция заставляла меня носить те ужасные подвески. Бог мой, да я могу даже поспорить, что он не отличит моих ушей от ушей Бориса.
Пруденс обреченно затихла, почувствовав спиной каменную стену пещеры. Колени подкосились от головокружительной, устрашающей близости Себастьяна. Она вздрогнула, когда он поднял руку и развязал атласную ленту. Волосу упали на плечи шелковистой сетью.
Судорожный всхлип вырвался у нее из груди.
— О, мои волосы. Конечно. Бери сколько хочешь. Они совершенно невозможны. Мне не удается сделать из них ничего стоящего.
Себастьян глубоко погрузил пальцы в волосы, отделяя прядь от мягкой массы. Он вытащил ее, очарованный шелковистостью этого пушистого чуда и почувствовала искушение зарыться в эти волосы, душистым облаком окутавшие лицо девушки.
Себастьян подался вперед и наклонил голову к ее лицу. Он поднял руку, чтобы погладить ее нежную щечку, и только тогда вспомнил о кинжале и своем мрачном намерении.
— О-у! — взвыла Пруденс, когда его пальцы грубо дернули ее за волосы.
— Извини, — буркнул Себастьян.
Он дотронулся острым лезвием до мягкой пряди и со страданием на лице наблюдал, как первые волоски безвольно выпадают из общей массы. Его суставы побелели от напряжения.
— Бога ради! — не выдержал Себастьян. — Отрежь сама. Я ничего не смыслю в стрижке женских волос.
Он сунул кинжал ей в руку и поморщился, когда она бодро принялась пилить выбранный им локон.
— Не так много, хорошо? Я не хочу иметь лысую жену.
— Это же мои волосы, — колко напомнила ему Пруденс, отдавая локон.
Девушка заинтересованно наблюдала, как он разделил прядь надвое и сунул по половине в каждую записку.
— Кем я буду для тебя, Себастьян? — спросила она. — Твоей заложницей или твоей женой?
Он облизал губы и крепко поцеловал ее.
— И тем, и другим.
Себастьян надел маску и принялся собирать свои скудные пожитки, оставив Пруденс стоять, безвольно прислонившись к стене. Она теребила пуговицы своей накидки негнущимися пальцами, зная, что холод снаружи не может сравниться с ледяным панцирем, сковавшим ее сердце.
Пруденс вышла из пещеры и зажмурилась от ослепительного блеска солнца на покрывшей землю изморози. Редеющие клубы утреннего тумана вились между деревьями. Ниже, на прогалине, Себастьян седлал двух крепких лошадей.
Девушка направилась вниз по склону, стараясь не обращать внимания на пристальные взгляды разбойников, которые, казалось, проникали даже под одежду. Дойдя до прогалинки, Пруденс увидела, как Тайни вышел из реденькой рощицы, размахивая зажатой в кулаке растрепанной, бесформенной белесой массой. Пруденс на мгновение показалось, что он несет в руке чью-то отрубленную голову, и в ужасе отпрянула.
Тайни поднял свой трофей.
— Эта графиня, оказывается, весьма хорошенькая, если смыть с нее всю пудру и краску.
Пруденс пришла в еще больший ужас, когда узнала парик Триции. Определенно, только смерть могла разлучить тетю с ее париком.
Себастьян затянул подпругу и с явным безразличием произнес:
— Ты более подходящий для нее мужчина, чем я, Тайни. Мне никогда не удавалось отговорить ее от всей этой глупости.
— Да она чистый дьявол, ей-богу. Ей это не понравилось. Мне пришлось бросить ее в озеро.
Себастьян нахмурился.
— Я думал, что озеро замерзло.
— Ну, да. Но я прорубил дыру во льду, прежде чем окунуть ее туда.
— Какая заботливость, — пробормотала Пруденс, увертываясь от водяных брызг, когда Тайни стряхнул и любовно расправил мокрый, жалкий парик.
Его ухмылка сникла, когда Триция, потрясая руками, в бешенстве выскочила на прогалину. Она ткнула зонтиком в твердый, как скала, живот Тайни, шипя на него, словно рассерженная кошка.
— Отдай мне парик, ты, неотесанный болван! Варвар! Я упеку тебя в ньюгейтскую тюрьму, если даже это будет последним, что я сделаю в этой жизни.
Пруденс открыла рот. Она никогда не замечала, как сильно Триция была похожа на ее отца. Яркие веснушки густо усеивали бледные щеки тети. Пряди темно-рыжих мокрых волос облепляли лицо.
112 
