30 
— Звонки в участок переводятся на мой номер, — пояснил Нейт и достал телефон. — Бэрк слушает.
— Забирай пальто, — проговорила в трубке Мег. — Встретимся на улице через пять минут. Хочу тебе кое-что показать.
— Конечно. Хорошо. — Он вернул телефон на место под пристальным взглядом Хопп. — Все в порядке. Пожалуй, я отсюда улизну.
— Хм-ммм… Иди в эту дверь. Через кухню.
— Спасибо. С Новым годом!
— И тебя. — Хопп покачала головой ему вслед. — Пошел искать приключений на свою голову.
За пять минут он не управился. Надо было подняться к себе, утеплиться, незаметно выйти наружу через заднюю дверь, а затем обойти здание, чтобы оказаться перед парадным входом. Только на полпути он вдруг осознал, что не испытал ни малейшего желания спрятаться от всего мира в темноте.
Пожалуй, это прогресс. Или же похоть оказалась сильнее депрессии.
Мег дожидалась его, сидя посреди улицы на складном стуле, укутанная в толстый плед.
Из сугроба торчала пробка от шампанского. Она понемногу пила из бокала.
— Разве можно сидеть на морозе в таком платье, хотя бы и в пледе?
— Я переоделась. У меня всегда с собой сменная одежда.
— А жаль. Я уж надеялся еще раз полюбоваться на тебя в праздничном наряде.
— В другой раз и в другом месте. Садись. — Она показала на второй такой же стул.
— Ладно. А что это мы сидим посреди улицы? Ведь уже без десяти двенадцать.
— Я не люблю толкучку. А ты?
— Я тоже.
— В небольших дозах общество развлекает — по праздникам, конечно. Но несколько часов подряд… Это очень утомительно. К тому же, — она протянула ему бокал, — есть варианты получше.
Он подивился, что шампанское не замерзло.
— Все же, мне кажется, лучше бы сесть в помещении, там хоть мороз не такой.
— Сегодня не так и холодно. Ветра нет. Мороз совсем небольшой — всего-то градусов восемнадцать. А кроме того, такого изнутри не увидишь.
— Чего именно?
— А ты подними голову-то, человек с Большой земли.
Он поднял глаза и задохнулся.
— Святый Боже!
— Вот именно. Мне тоже это явление всегда казалось божественным. Природный феномен, обусловленный широтой, пятнами на солнце и так далее. Но научное обоснование не делает его менее прекрасным и не лишает волшебства.
Небо озаряли всполохи зеленого, золотого и алого цвета. Длинные, причудливые полосы света словно пульсировали и дышали, наполняя ночь жизнью.
— Зимой северное сияние видно лучше всего, только мороз обычно мешает насладиться всласть. Но сегодня, судя по всему, счастливое исключение.
— Я о нем слышал. Видел на картинах. Но это ни с какой фотографией не сравнится.
— Жизнь всегда лучше картинки. За городом северное сияние видно еще лучше. А самое лучшее — когда стоишь лагерем на каком-нибудь леднике в горах. Мне было лет семь, когда отец меня взял в поход в горы и мы разбили лагерь с единственной целью — чтобы полюбоваться этой красотой. Мы часами лежали на спине, едва не замерзли, и просто смотрели на небо.
Неземной красоты зеленое сияние продолжало двигаться, излучать свет, увеличиваться в размерах, переливаться. Из него во все стороны распространялись разноцветные струи света.
— А что потом с ним стало?
— Ну, скажем так: в один прекрасный день он отправился в очередной поход и решил из него не возвращаться. А у тебя есть семья?
— В некотором роде.
— Давай не будем портить прекрасную ночь своими грустными историями. Будем просто наслаждаться зрелищем.
Они сидели молча посреди улицы, хлипкие стулья грозили того и гляди рухнуть, а небо все полыхало.
От этого пламени занялись какие-то искорки в недрах его души, головная боль ушла, ему показалось, что он стоит у входа в чудесную страну, где он мог дышать в полную силу.
Шум в гостинице нарастал, слышно было, как все хором стали отсчитывать секунды до Нового года.
— Бэрк, мы с тобой тут совсем одни.
— Год заканчивается лучше, чем я ожидал. Если хочешь, я могу соблюсти традицию и изображу поцелуй?
— К черту традиции! — Обеими руками она притянула его голову к себе.
Губы у Мег были холодные, и, чувствуя, как они теплеют от соприкосновения с его губами, он испытал странный трепет. Этот поцелуй был как удар, сдвинувший с мертвой точки его окаменевшую душу, по жилам побежала кровь, в груди стало горячо.
Он услышал рев многих голосов — но приглушенный и очень далекий. Это пробило полночь. Зазвенели колокольчики, взревели горны, раздались радостные крики. И сквозь этот хор звуков он отчетливо слышал биение собственного сердца.
30 
