Особенно,... 
103 
Остин с удивлением обнаружил, что его опустошенное сердце еще способно прощать. Он взял с доски маленькую фигурку.
— Ты ни в чем не виноват. Ты был лишь пешкой в игре ревности и мести, которую вел твой отец.
— Знаешь, она любила меня. Она была верной, преданной женой.
Остину пришлось приложить все силы, чтобы не дать выплеснуться захлестнувшей его горечи.
— Ты счастлив, что сохранил такие отчетливые воспоминания о своей матери. Рис заморгал.
— Не о своей матери. Я говорю о твоей Гвинет.
Остин был ошеломлен. Впервые после смерти его матери отец отозвался о ней хорошо. Возможно, старик перенесся в прошлое, в золотые летние дни перед той роковой осенью, искорежившей их жизнь.
Рис ласково погладил рукой вырезанную из дерева королеву.
— Она просила меня не посылать ее.
Остин нахмурился, решив, что отец снова заговаривается.
— Куда не посылать?
Отец осторожно поставил белую королеву на соседнее с черным королем поле.
— Эдуард приехал в Гавенмор не для того, чтобы благословить новый замок. Он хотел сообщить, что отказывает мне в дальнейшей поддержке. Он пришел к заключению, что валлийцы — дикий, неблагодарный народ, а их бесконечные бунты убедили его, что пограничные укрепления — лишь бесполезное украшение. Король выразил свое глубочайшее сожаление, похвалил меня за преданность, но отказался переменить решение. Я просил, умолял…
Остин заметил, что Эмрис прекратил помешивать угли, прислушиваясь к их разговору. Винифрида, раскрыв рот, смотрела на старика, зажав в руке цыпленка.
— Мне казалось, я еще смогу поколебать его решимость. Воззвать к чести. Увидев, что Гвинет приглянулась ему…
Остин вскочил на ноги, опрокинув шахматную доску. Во внезапно наступившей тишине, оглушившей его, он слышал, как падают на каменные плиты фигуры.
— И ты послал ее? Ты заставил свою жену лечь в постель с другим мужчиной?
По высохшим, как пергамент, щекам старика потекли слезы, но голос Риса по-прежнему был голосом взрослого мужчины, а не жалобным детским хныканьем.
— Она так горько плакала, умоляя меня не требовать от нее этого. Но я сказал, что если она действительно любит меня, то с готовностью принесет небольшую жертву во имя нашего общего блага. А потом, когда на следующее утро Эдуард распрощался со мной и я понял, что все было напрасно…
Остин, схватив отца за плечи, затряс его, словно тряпичную куклу.
— Ты убил ее за то, что она выполнила твою просьбу? Ты задушил ее за то, что она принесла свою добродетель в жертву твоим тщеславным устремлениям?
Сквозь кроваво-красную пелену ярости Остин слышал пронзительные крики Винифриды, чувствовал, как Эмрис отчаянно дергает его за руку, но взгляд его не отрывался от глаз отца.
И в этих бледно-голубых глазах Остин увидел не страх, а мрачное удовлетворение. Рис Гавенмор хотел покончить свои счеты с жизнью и надеялся сделать это руками собственного сына. Он хотел возмездия за смерть своей жены, но ему недоставало мужества сделать это самому. Остин осознал, что грехи отца отныне не лежат на нем, и с его плеч свалилась тяжкая ноша.
Его руки медленно разжались. Рис бессильно упал в кресло. Остин с искренним сожалением взглянул на понурившего голову отца.
— Извини, отец. Я не отправлю тебя в ад. Гораздо большим наказанием тебе будет жить с сознанием того, что ты сделал.
Стряхнув руку Эмриса, Остин, расправив плечи, направился к лестнице, горя от нетерпения поскорее остаться одному.
— А ты сможешь жить с тем, что сделал? Голос отца прозвучал так властно, что Остин застыл на месте. Время стремительно понеслось вспять. Он снова ощутил себя девятилетним мальчишкой, приготовившимся получить взбучку за то, что нацарапал свое имя на сырой штукатурке крепостной стены. Остин обернулся, готовый увидеть своего отца полным жизненных сил, каким он был в то время.
Старик, склонив голову набок, смотрел на него, словно голубоглазая птица.
— Ты сам с готовностью поверил в худшее о своей матери.
— Я был еще мальчишкой! Я решил, она бросила нас!
В ушах Остина прозвучал печальный женский плач: «Бросила вас? Мне кажется, сэр, это вы бросили ее».
Стремительно обернувшись, Остин посмотрел на Винифриду, испуганно вскрикнувшую и выронившую цыпленка.
— Ты слышала?
— Н-н-нет, сэр, я ничего не слышала.
— И я ничего не слышал.
Эмрис и его жена тревожно переглянулись, видимо, решив, что их молодой хозяин лишился рассудка.
103 
