ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Голос

Какая невероятная фантазия у автора, супер, большое спасибо, очень зацепило, и мы ведь не знаем, через время,что... >>>>>

Обольстительный выигрыш

А мне понравилось Лёгкий, ненавязчивый романчик >>>>>

Покорение Сюзанны

кажется, что эта книга понравилась больше. >>>>>

Во власти мечты

Скучновато >>>>>




  55  

— Что видно? — спросил я, уныло взирая на него снизу.

— А ни хрена! — жизнерадостно ответствовал он и сел, свесив ноги. — Сплошные цеха вокруг. Где-то здесь топливо должно быть, нутром чую. Вон там вроде самый высокий домина стоит. Дальше по улице и налево. Давай на крышу его залезем, оттуда уже внимательно все рассмотрим. — Он похлопал по биноклю, висящему в чехле на шее. — Если здесь заводы, то должен быть и автопарк — а там и топливо. Надо только понять, где гаражи. Э, a вон цветок на той стороне, только сейчас заметил.

Спрыгнув, он взял у меня автомат, обошел «уазик» и показал. Вглядевшись, я кивнул. Эта аномалия и вправду напоминает ромашку: прозрачно-золотистый диск на столбе дрожащего воздуха. Ядро может находиться на разной высоте, от трех до двух десятков метров, и достигать размеров холма. Заметить диск просто, особенно в пасмурный день, только для этого следует глядеть не перед собой, но вверх. А стебель увидеть нелегко. Стоит человеку вступить в него, как он ломается, исчезает — и диск падает на жертву.

Цветок как-то влияет на гравитацию. Действие ядра идет вверх и вниз невидимыми конусами: когда оно висит на стебле, один конус направлен к земле, а второй — к небу, первый увеличивает силу земного притяжения, второй ее уменьшает, причем чем старше аномалия, тем больше. Длится это не так уж и долго, затем аномалия «умирает», то есть разрушается и пропадает, но человек к тому времени, смятый весом собственного тела, превращается в кровавую лепешку на дне ямы, образовавшейся под цветком.

— Ладно, — сказал я. — Он далеко и ничем нам сейчас не угрожает.

Пригоршня быстро пошел по тротуару вдоль бетонной ограды, где грязи было поменьше. Я достал «файв-севен» и двинулся следом, уточнив:

— Одна только поправочка, напарник. Ты сказал: «Если здесь заводы, то должен быть и автопарк», а это не так. Здесь были заводы. Теперь-то они не действуют. И автопарк у них тоже был. И никакого топлива давно не осталось, все растащили, это уж наверняка.

Никита вместо ответа ускорил шаг, а затем побежал, так что и мне пришлось поспешить. Раздалось хриплое карканье — первый звук, свидетельствующий о том, что в округе есть жизнь. Вскоре мы увидели и саму птицу: в грязи посреди улицы лежал труп, на груди его стояла ворона, точнее, ворон — здоровенный, лохматый, черный, с могучим клювом и блестящими безумными глазами. Он сосредоточенно ковырял человеческое лицо. Когда мы приблизились, ворон оторвался от этого увлекательного занятия и уставился на непрошеных гостей. Никита перешел на шаг, потом остановился. Ворон склонил голову, искоса разглядывая нас. Глаза его мрачно посверкивали.

— Чё он пялится? — хмуро спросил напарник.

Ворон переступил с ноги на ногу, растопырив крылья, взобрался мертвецу на лоб и опять хрипло каркнул — будто выругался, злясь, что какие-то типы появились в его владениях и вылупились на него почем зря. Потом наклонил голову и долбанул мертвеца клювом в щеку, вырвав кусок мяса.

— Ах ты гнида крылатая! — обозлился Никита, рыская взглядом вокруг в поисках чего-нибудь, что можно швырнуть.

— Спокойно, напарник, — сказал я. — Он нас не трогает, мы его тоже. Пошли дальше.

Ворон вонзил клюв в глазницу и поелозил там, будто что-то перемешивал. Никита крякнул, наклонившись, потянулся к торчащей из грязи коряге. Я тоже не выдержал — громко хлопнул в ладоши и гаркнул на ворона:

— Невермор!

Крылатый некрофил перестал ковыряться в глазнице и вновь уставился на нас. Что-то очень мрачное, безнадежное было в черной лохматой птице, стоящей на голове мертвеца с куском человеческой плоти в клюве. Огромный ворон и труп казались символом новой, преобразившейся после катастрофы Зоны.

Никита уже почти дотянулся до коряги, когда я сказал:

— Замри!

Он, конечно, тут же последовал совету и застыл, только зрачки двигались.

— Что, Химик? — прошептал напарник.

— Ничего не чувствуешь?

Ворон громогласно каркнул и развернулся к нам задом, то есть хвостом.

— Почувствовал, — произнес Никита и медленно распрямил спину. — Вот теперь только… Вон она!

Я и сам увидел посреди улицы ленивый водоворот, вернее — грязеворот.

— Что это такое? — прошептал я. — Никогда такой штуки не видел.

— И я… — Он поднял автомат, целясь в аномалию.

— Это какая-то новая, Пригоршня. Совсем новая, в старой Зоне таких не было. И что-то у меня… — Я замолк, пытаясь описать свои ощущения. — Такая у меня…

  55