60 
Я прыгнул к двери. Вылетев наружу, споткнулся и покатился по асфальту. Кирпичная башня оплывала, будто кубик сливочного масла на сковородке. Висячий коридор сломался, половина его торчала из стены цеха, вторая упала на башню и смешалась, срослась с нею. Кирпичи меняли форму, кладка текла. Окна изгибались, словно рты призраков в немом крике.
— Никита! — Я вскочил, увидев, что входная дверь превратилась в извилистую щель. Бросился к ней, не зная, как помочь напарнику, но тут он вырвался из прорехи, врезался в меня и опрокинул на асфальт.
Мы отползли подальше и сели, ошарашенно глядя на башню. Она кренилась, по стенам сползали комья и растекались блином у основания. Верхушка изгибалась под собственным весом, окна стягивались, как быстро заживающие раны, внутри что-то булькало, мягко перекатывалось, вспухало и лопалось.
Прилипшая к постройке воздушная паутина ходила волнами, колыхалась, как марля на ветру. Никита пихнул меня локтем в бок и показал в ее центр — нижняя часть человеческого тела, свисавшая из черной сферы, исчезла.
Вскоре все закончилось. Мрак впитался в башню и пропал, строение застыло. Теперь оно напоминало рисунок Сальвадора Дали — что-то изогнутое, в потеках, сюрреалистическое. От окон остались извилистые щели, крыша как шмат теста. Асфальт вокруг застыл волнами.
Солнце давно село, приближалась ночь. Оперевшись о плечо Никиты, я встал. Напарник тоже поднялся, и тут только я заметил его автомат, вернее, железный приклад, торчащий из-под сплющенного основания постройки.
— Никита, — сказал я. — Ты ствол бросил.
Он что-то проворчал и опасливо засеменил к башне, протягивая руку.
— Не надо, — сказал я вслед.
— У сталкера было десять любовниц за Периметром, но любил он только свой АКМ, — пробормотал напарник.
— Прекращай, говорю.
— Да ладно, — откликнулся Пригоршня, наклоняясь. Ухватившись за «пятку» на конце приклада, потянул сначала легко, потом сильнее… Исковерканная постройка будто сглотнула, сверху вниз по поверхности прокатилось вздутие, похожее на кадык.
— Отпусти его! — завопил я, но было поздно.
Никита дернул и отскочил с оружием в руках. Раздалось громкое ФУХХ! В сгущающихся сумерках я разглядел, как края рыхлого блина, которым стало основание башни, приподнялись, выпустив поток насыщенного озоном воздуха, и с мягким хлопком упали на асфальт. От того места, где раньше был автомат, к нам покатилась волна искажения: асфальт плавился и лопался, с шипением выпуская потоки газа.
— Идиот! — завопил я, бросаясь прочь, и чуть не ударился грудью о нижние ступени пожарной лестницы, протянувшейся к крыше цеха. Обернулся — Никита бежал следом — и полез.
До крыши было далеко, подниматься пришлось долго. Волна, достигнув стены, помедлила, будто в раздумье, и поползла вверх. Огромные бетонные плиты лучше противостояли аномальной энергии, а вот лестница под нами стала вытягиваться двумя колбасками.
Быстро темнело. Дыхание с хрипом вырывалось из груди, в коленях неприятно щелкало, ныли запястья. Порыв ветра чуть не сбросил меня, я навалился на низкий парапет, перелез. Развернулся — Никита был парой метров ниже, полз, обратив вверх искаженное от усилий лицо; спасенный автомат качался за спиной, и лестница под напарником уже почти исчезла, он взбирался словно по двум валикам теста.
Пригоршня схватился за бетонный край, я вцепился в его воротник. Лестница вытянулась парой толстых нитей, качнулась — и полетела вниз, чтобы через несколько секунд с мягким хлопком упасть на асфальт в виде бесформенной кучи.
Ноги напарника закачались в воздухе. В полутьме я едва различал бетонную стену цеха, асфальт метрах в тридцати и выпученные глаза Никиты.
Я помог ему переваливаться через край, и мы растянулись возле парапета.
— Идиот! — повторил я. — Чуть не угробил обоих. Говорил же — брось его!
— Да как же — «брось»?! — зашипел он в ответ. — Сколько у тебя патронов осталось к «пять-семь» твоему?
— Двадцать!
— А у меня к «зигану» — тридцать! Как мы без «калаша»? К нему хоть два рожка еще есть!
— Не спасут нас эти два рожка, — проворчал я, поднимаясь.
Никита встал на парапет и осмотрелся. Я сделал то же самое, но порыв ветра заставил нас спрыгнуть обратно.
Толком уже ничего было не разглядеть. В центре бетонного прямоугольника крыши стояла надстройка с приоткрытой дверью — и больше ничего здесь не было. Заглянув в будку, я направился к другому краю крыши; Никита обошел ее по периметру и вскоре оказался рядом. Ветер налетал порывами, было свежо и влажно — кажется, вот-вот пойдет дождь. В темноте едва виднелись заводские корпуса, из-за ближайшего лился ровный тусклый свет.
60 
