48 
— Так и мне никто не нужен, — проворчал лопоухий в ответ.
Повозка вновь поехала первой, за ней потянулись остальные машины. Туран сидел в центре клетки, хмуро размышляя. В пустыне, кроме крабов и рыбигл, обитают катраны, а что еще может попасться на пути, судя по гигантскому скелету, через который они только что проехали, одному некрозу ведомо. В пустыне он погибнет один — нет смысла опять пытаться бежать, даже если появится возможность. Остается ехать к Кораблю вместе с бандитами.
* * *
Вскоре перед ними выросла каменная гряда, протянувшаяся с запада на восток; она отбрасывала густую тень на подъехавший караван. Казалось, что за гигантской красно-бурой стеной скрывается совсем другой мир.
— Пустыня здесь кончается? — спросил Туран, разглядывая склоны сухого каньона, на который Крючку показал Така.
— Там пустыня, — ответил проводник, не оборачиваясь. — Я — пустыня, он, — людоед ткнул пальцем в маниса, — пустыня. Все. Мы вместе, да.
Пленник пожал плечами, отполз на середину клетки и стал делать упражнения. В клетке не выпрямиться, мышцы затекли, приходилось как-то разгонять кровь в жилах. Он стал подтягиваться на пруте, поджав ноги, потом — приседать, резко выдыхая жаркий воздух.
Крючок оглянулся на караван — атаман из «Панча» не показывался, других приказов не отдавал — и медленно повел телегу вперед.
С нависшего над дорогой каменного уступа посыпалась галька, люди вскинули головы. Вверх, цепляясь за впадины в буром камне, шмыгнуло склизкое тело.
— Кальмарка, — сказал Така. — Сырую нельзя. А зажарить — будет вкусно. Така знает, жарил.
Повозка, за ней мотоциклетки с мотоциклами, «Панч», фургоны и телеги с мутантами втянулись в каньон. Лучи солнца не проникали сюда, стало сумрачно и прохладно.
Присыпанное иловой пылью ущелье извивалось, неровные стены поросли колючим кустарником. Позади в мотоциклетной коляске восседал Морз с обрезом наперевес, Дерюжка высунул голову из окошка фургона, Бочка с ружьем встал на подножке по другую сторону кабины. На телеге с пятнистым мутантом маячил длинный тощий Кромвель, доставший свой серебристый пистолет, рядом сидел Малик. Изнывавшие от жары бандиты оживились, когда караван въехал в прохладное ущелье. Даже Макота выставил голову в люк на крыше «Панча» и с настороженным любопытством разглядывал склоны.
— Долго нам тут ехать? — спросил Туран.
— Солнце не зайдет, как будем в Огненной долине, — ответил людоед.
Крючок, сунув в рот жевательную пластинку, равнодушно бросил:
— Чё за долина?
— Огонь и пар. — Така сел вполоборота к нему; запустив пальцы под жилетку, почесал впалую грудь. — Земля дрожит, но не опасно. Така любит в ключах купаться.
— Дрожит? — повторил Крючок, к чему-то прислушиваясь.
Туран нахмурился, людоед привстал.
Звук доносился оттуда, где ущелье расширялось. Манис нервно дернул башкой, бандит натянул поводья, и повозка остановилась.
На дорогу впереди посыпался щебень. Урчание мотоциклеток и мерное гудение «Панча» постепенно заглушал тяжелый, прерывистый рык.
— А трясет повозку, — заметил Крючок.
Така спрыгнул на дорогу; обежав ящера, припал ухом к илу. Манис зашипел и начал пятиться, бандит ударил его шестом по башке. Выпрямился во весь рост, заслонив Турану обзор, вытащил из-за ремня обрез. Сзади донесся крик Макоты:
— Чего встали?!
Наверное, атаман ничего не слышал, сидя в «Панче» с включенным мотором. Ни Крючок, ни Така не ответили. Людоед присел на корточки, взялся за ожерелье на шее и стал перебирать костяшки. Нахмурился, вслушиваясь, и вдруг резко вскочил.
Подкатилась мотоциклетка Морза, за ней, едва не подперев ее бампером, встал «Панч». Хлопнула дверца, и выскочивший из фургона атаман заорал:
— Чё опять такое?! Какого некроза торчите посреди этих каменюк, чтоб вас… — Он запнулся, услыхав непонятный звук и ощутив тряску.
Со склона покатились камни, несколько булыг покрупнее ударили в кузов «Панча». Макота взглянул вверх и нырнул обратно в кабину.
Казалось, на повозку надвигается нечто огромное, страшное — за поворотом лязгало, гремело и рычало так, что Туран невольно начал отползать к задней стенке клети. Натолкнувшись на прутья, ухватился за них и крикнул:
— Крючок! Эй, выпустите меня!
Бандит, прижав обрез к груди, застыл на передке телеги. Он даже жевать перестал.
48 
