48 
— Смотри тока хорошо! И сразу мне говори, ежели чего углядишь.
Он опустился на колени у колеса, покряхтел, потирая загорелую шею, и полез под автобус. Я направился к тому месту, где дорога обрывалась, уселся на далеко торчащий вперед кусок бетона, свесив ноги, поднял бинокль.
Отсюда открывался вид чуть не на всю вершину Крыма. Каменистые пустоши, поля, холмы, рощицы и пустыри с редкими развалинами тянулись во все стороны, теряясь в голубой дымке. Далеко впереди темнело Инкерманское ущелье, от него к нам ползли клубы пыли.
Я подкрутил окуляры, посмотрел на мутную завесу и крикнул, не оборачиваясь:
— Чак!
Возня под автобусом прекратилась.
— Чак! — повторил я.
— Только не говори, что нас окружает стая мутафагов, — раздалось за спиной.
— Хуже. Иди сюда.
Встав рядом, карлик приложил ладонь козырьком ко лбу.
— Ну чё там?
Я поднялся на ноги и протянул ему бинокль. Чак долго смотрел в него. Горячий ветер подул сильнее, и я присел на корточки, ухватившись за бетон.
— Едут, гады. Целая армия едет, — наконец сказал он. — Мотовозы там у них… Много мотовозов, однако. И еще техника всякая. И автотаран, чтоб ограду херсонскую продолбать.
— Это значит, что они выступили сразу вслед за нами.
— Ага, и знаешь, кто виноват? — Карлик повернулся и ткнул в меня биноклем. — Ты! Ты и твои похождения в ущелье! Твою же ж мать, что ты опять там натворил у них?! От неуемный человек!
— И еще это значит, — добавил я, — что мы движемся прямо перед ними.
Чак подергал мизинцем за серьгу.
— Так… так… — пробормотал он, пятясь. — И деваться нам некуда. Ежели в мастерскую до вечера я «Каботажника» не загоню, встанем посреди Крыма и тогда можем сразу себе могилы копать. — С этими словами он развернулся и побежал назад.
Выпрямившись, я зашагал к автобусу.
***
— Святой мутант, ну, некуда деваться! Ремонт срочно нужен, без ремонта «Каботажник» в любой момент встанет. И горючки нет почти… И не взлететь щас… Надо в Херсон-Град въезжать — и это прямо перед тем, как на него гетманы нападут!
Солнце сползало к горизонту. «Каботажник» катил между скалами, длинная тень скользила по камням сбоку. Под днищем громко дребезжало, мотор глох уже трижды, и Чак со страшными проклятиями запускал его. Он дважды заставлял меня перекидывать гофрированные шланги между баками, стоящими вокруг трубы в центре отсека, и теперь из того, в котором еще оставалась солярка, доносилось приглушенное хлюпанье, какое бывает, когда остатки воды утекают в трубу.
— Хорошо хоть почти приехали. Щас за скалами этими пустырь начнется городской.
Сидя на лавке возле кабины и протирая ветошью втулку, которую Чак снял, отключив привод на воздушный винт, я спросил:
— Что Херсон-Град вообще собой представляет?
— Город-базар, тем и живет, — пояснил карлик. — И стоит он на месте, где, говорят, до Погибели большие железные авиетки опускались.
— Что опускалось?
— Ну, как у небоходов, у них лее не токмо дирижабли вроде моего «Каботажника», у них еще авиетки есть.
Он оглянулся на меня и добавил с деланным сочувствием:
— Не помнишь, болезный? Эк тебя по башке-то приложили. Ну, навроде птиц они, понимаешь? Только из дерева да этого… люминия всякого. Корпус такой, в нем пилот сидит, по бокам крылья, впереди пропеллер крутится. Движок там, лонжероны разные. Летают, Быстрее, нежели дирижабли, гораздо быстрее, но зато в воздухе долго держаться не могут. Дирижабль, понимаешь, легче воздуха…
— Как это? — не понял я. — Что ты плетешь?
— А и не плету я, малый! — тут же взвился Чак. — Это паук паутину плетет, а я дело говорю! Ты слушай и не перебивай старших! О чем я? Да! Дирижабли легче воздуха, если в совокупности брать всех составляющих, включая газ, который в баллоне, понимаешь ты? А авиетки — они по-любому тяжелее, в них совсем газа нет, только подъемная силища, которую пропеллер создает с крыльями. Потому они не могут просто так висеть, а только двигаться, носиться туда-сюда как оглашенные. Для этого им горючки нужно немерено. Соответственно, они легкие, юркие, а все равно подолгу не летают. Но! Я ж сейчас не о том совсем. Вроде у древних были такие авиетки, называемые самыми-летами… нет, само…
— Самолет, — сказал я. — Самолеты, так они назывались. Меня этому учили.
— Кто учил? — удивился Чак. — Правильно говоришь — самолеты. Откедова это слово знаешь?
48 
