Особенно,... 
65 
Я почувствовала холодный ветер с вала, и вдруг сердце у меня неистово забилось от ужаса — вспышка света озарила всю стену и выхватила отвратительное лицо горгульи, вырезанной в камне. Она злобно смотрела на меня в этом внезапном свете. Я вскрикнула и покатилась вниз. Мое падение было непродолжительным, ибо поворот лестницы остановил его. Я лежала, не двигаясь, на каменной лестнице, чувствуя, как теряю сознание.
Шум, голоса, меня подняли чьи-то сильные руки.
— Колум! — сказала я. Он ответил:
— Все хорошо, ты в безопасности.
Я знала, что была в башне Изеллы, я чувствовала запах — он был везде. Теперь тут светло, вокруг были люди с фонарями.
Колум принес меня в зал. Теперь, при свете многочисленных фонарей, он выглядел по-другому. Колум сказал:
— Я понесу жену. Я думаю, она не может идти, она повредила ногу.
Двое пошли впереди, освещая дорогу, и вдруг я почувствовала резкую боль в колене.
Меня принесли в нашу комнату и прислали Дженнет. Она сняла с меня одежду, завернула в теплый халат, задернула полог кровати. Пришли женщины, которые понимали в травах и вообще в подобных вещах. Одна из них осмотрела мое колено, наложила на него повязку из трав и туго завязала.
Я лежала, думая о башне Изеллы, и вновь переживала момент, когда поднималась по лестнице. Потом мне дали выпить какой-то настой, и я уснула.
На следующее утро я не видела Колума. Я оставалась в постели, потому что ходить было больно. Колум пришел с наступлением сумерек. Он отдернул полог и посмотрел на меня.
— А теперь я хочу знать, что ты делала в башне Изеллы! — сказал он.
— Дверь была открыта, я и заглянула. Он наклонился надо мной. Глаза его были прищурены. Он выглядел жестоким.
— Тебе было сказано, чтобы ты туда не ходила?
— Дверь была открыта, и я не видела ничего плохого в том, что загляну туда.
— Тот, кто оставил дверь открытой, наказан.
— Наказан? Зачем?
— Ты задаешь слишком много вопросов.
— Это ведь я виновата, что вошла.
— Да, действительно, виновата, — сказал он. — Ты знаешь, что не имела права этого делать.
— Я не видела в этом ничего плохого, — резко повторила я. — Я хотела знать, что там внутри.
— Если бы я хотел, чтобы ты знала, неужели я не сказал бы тебе?
— Если бы это было не очень важно, ты сказал бы мне. А раз не сказал, значит, это важно.
— Я хочу, чтобы ты слушалась меня. Приходило ли когда-нибудь тебе в голову, что может произойти, если ты рассердишь меня?
— Думаю, ты мог бы меня убить, как твой предок убил свою жену Нонну.
В комнате наступила тишина. Колум не двигался, стоял, как каменная статуя, сложив руки на груди, потом медленно проговорил:
— Не серди меня. Тебе еще предстоит узнать, что я могу и сердиться.
— Я это хорошо знаю, кое-что я уже видела.
— Ты еще ничего не видела.
У меня появилось ощущение, что я его не знала. Колум остался для меня незнакомцем, хотя и был отцом моих детей. Я почувствовала, что раньше он носил маску, а теперь она медленно соскальзывала с его лица.
Как ни странно, до сих пор я его не боялась, хотя знала, что гнев его может быть ужасен. Я уже забыла человека, который, как буря, ворвался в гостиницу, который завез меня в свой замок. Я забыла того человека в благодарном муже, так радующемуся своему сыну, но он все еще был им.
Я подумала: «Он способен убить меня, если я его рассержу или если он захочет отделаться от меня». Будто дух Нонны был со мной, говорил мне об этом, предостерегал быть осторожной. Странно, но мне было все равно. Я хотела сказать ему о своем открытии и не собиралась притворяться.
Он все стоял в этой позе, будто, сложив руки, он не давал им схватить меня. И я не знаю, стал бы он ласкать меня или его пальцы вонзились бы мне в горло и задушили меня. Единственное, что я осознавала в этот момент, — я очень мало знала этого человека!
— Тебе нечего было делать во дворе. Тебе не следовало входить в башню. Ты могла бы пробыть там много дней, и мы не нашли бы тебя. Если бы не истеричный рассказ одной из служанок, что она видела на валу привидение, и если бы мы не заметили там твою юбку, мы не нашли бы тебя. Когда я узнал, что ты пропала, я послал людей на поиски: ты заставила меня сильно тревожиться.
— Сожалею, что сделала это.
— Так и должно быть. Никогда не веди себя таким образом, иначе пожалеешь.
— Ты кровожаден! Я верю, что ты мог бы убить меня.
65 
