очень нудно 
13 
«Убирайся! Тебе не удалось обмануть меня! Ты – не он!»
Минна плохо спит в эту ночь, забывшись в беспокойной полудрёме, словно птичка. Когда она ложилась, низкое небо надвигалось на запад, будто чёрная стена, сухой колючий воздух обжигал ноздри… Дядя Поль, чувствуя себя крайне плохо, тщетно пытался найти облегчение от болей в печени на террасе, а затем очень рано поднялся наверх, предоставив Маме обязанность закрыть все окна и двери, ворчливо погоняя Селени: «Калитка? – Да забрала уже! – Слуховое окно на чердаке? – Да кто ж его когда открывает? – Мало ли что… Сейчас сама туда схожу…»
Тем не менее Минна заснула, убаюканная мягким глухим рокотом… Её разбудила короткая вспышка, за которой последовал совершенно особый порыв ветра: начавшись шепчущим дуновением, он вдруг в одно мгновение набрал силу и обрушился на дом, затрещавший до основания… Затем наступила мёртвая тишина. Но Минна знает, что это ещё не конец: она ждёт, ослеплённая синими всполохами, бьющими в ставни…
Страха она не испытывает, но её изнуряет это ожидание, раздражающее тело и душу. В руках и ногах у неё тревожно покалывает, а тоненький носик трепещет, предчувствуя нечто ужасное, ведомое лишь ему одному. Минна сбрасывает с себя простыню, откидывает волосы со лба, ибо их лёгкое паутиночье прикосновение нервирует её так, что она с трудом сдерживает крик.
Ещё один порыв ветра! Он налетает как бешеный, кружит вокруг дома, рвётся вовнутрь, немилосердно сотрясая ставни. Минна слышит, как стонут деревья… Чудовищный грохот накрывает луг; гром ударяет в холмы, рассыпаясь на мелкие осколки… «В Париже гроза совсем не такая, – думает Минна, свернувшись в клубочек на разобранной кровати… – В спальне у Мамы хлопнула дверь… Хотела бы я посмотреть на Антуана! Он храбрится на людях, а на самом деле ему страшно… И ещё хочу увидеть, как сгибаются деревья…»
Она бежит к окну, угадывая его по всполохам. В тот момент, когда распахиваются ставни, ослепительный свет врывается в спальню, и Минне кажется, что она умирает…
Вместе с темнотой к ней возвращается ощущение жизни. Неудержимый ветер вздымает ей волосы, надувает занавески, поднимая их до потолка. Возрождённая Минна видит в фантастическом свете, вспыхивающем через каждую секунду, измученный сад, розы, прибитые к земле сиреневой молнией, умоляюще воздетые к небесам руки платанов с испуганными трепещущими листьями, не знающими, как укрыться от невидимого безжалостного врага…
«Всё изменилось!» – думает Минна: она не узнаёт свой мирный холмистый горизонт в этом нагромождении японских гор, то зеленоватых, то розовых, которые вдруг высвечиваются искристо-красным всполохом на трагическом небе.
Минна, словно одержимая, устремляется навстречу грозе, навстречу театральной иллюминации, навстречу величественному грохоту – устремляется всеми силами своей души, влюблённой в тайну и мощь. Она без страха схватила бы молнию, несущую смерть, нырнула бы в подбитые огнём облака, если бы была вознаграждена за это оскорбительно-лестным взглядом Кудрявого из-под томно полуприкрытых век. Она смутно ощущает, как радостно погибнуть ради кого-то, перед взором кого-то… и мужество это обрести легко, если на помощь приходит немного гордости или немного любви.
Антуан, уткнувшись лицом в подушку, сжимает челюсти с такой силой, что едва не трескается эмаль зубов. Предчувствие грозы доводит его до безумия. Он совершенно один, а потому может содрогаться, не боясь чужих глаз. Он готов скорее задохнуться в тёплых перьях, нежели поднять голову, чтобы взглянуть на молнию, напряжённо ожидая, будто путешественник, умирающий от жажды, первые капли умиротворяющего ливня…
Он не боится, нет, конечно, не боится. Но это сильнее его… Однако сама необыкновенная свирепость грозы вдруг побеждает эгоистичный ужас. Сев на постели, он прислушивается: «Ударит в виноградник, это точно! Минна! Должно быть, умирает от страха!» Явственно увидев перед собой испуганную бледную Минну в белой ночной рубашке, в золоте и серебре рассыпавшихся волос, Антуан ощущает прилив сил, и в его влюблённую душу вторгается вихрь героических мыслей. Спасти Минну! Бежать к ней, обнять её в ту самую минуту, когда она беззвучно раскрывает рот, не в силах даже позвать на помощь… Лечь рядом с ней, оживить ласками это маленькое холодное тельце, едва-едва обретающее женственные формы… Антуан, спустив ноги с кровати, пригнувшись, чтобы уберечь лицо от хлещущих молний, уже и сам не знает, бежит ли он от грозы или мчится к Минне, – но тут взор его падает на длинные ноги, худые, жилистые, волосатые, как у фавна… И порыв гаснет: трудно представить себе полуголого героя!
13 
