Эдриен знала, что если что-нибудь не случится прямо сейчас, её ноги просто подогнуться под ней и она упадёт прямо ему на лицо. Не плохая идея, предложил её разум. Она была потрясена. Ошеломлена. Но может…
Она легонько качнулась вперёд.
Хоук застонал, когда её мягкие завитки задели его небритую щеку. Стоя на коленях у её ног, он плотно закрыл глаза, чтобы прогнать видение, потребность, не ведая этого его язык увлажнил губу и его рот потребовал…
Сотрясаемый дрожью, он зарычал и поднялся с колен, а потом его руки были на её теле и он знал, что у него серьёзные проблемы. Куда к чёрту подевался Ястреб? спрашивал он себя, грубо опрокидывая её на постель. Где был Лотарио? Этот легендарный мастер самообладания, что собирался дразнить её на пределе выносливости и разбить вдребезги её защиту. Куда же ушла его воля? Какая воля? спрашивал он, потерявшись в нежной зелени полей невинности, более сладкой и сочной, чем всё, что он когда-либо знал.
Эдриен застонала, когда его тело накрыло её, вжимая её в мягкую постель. Она чувствовала каждый дюйм горячего, требовательного тела этого мужчины. О, блаженство, мурлыкало женское начало внутри неё. Возьми меня, хотелось ей закричать. Но не так легко, она не сдастся слишком быстро.
Стремительным движением Ястреб сорвал маску с её головы и поцеловал её, погрузив руки в её волосы. Он целовал её запоем так, что она теряла дыхание и последние остатки своего страха.
Она целовала до этого немногих мужчин. Более чем немногих. Робкие поцелуи, пылкие поцелуи. Поцелуи Эберхарда оставляли её равнодушной. Мужчина не целовал вот так, если не был безумно влюблён.
Он любил её. Осознание этого затрепетало в ней прямо под кожей, затем просочилось глубже, проникая в самую сердцевину. Как изумительно знать, что он так сильно её любит. В этом не было сомнений. Он бережно держал её лицо в своих сильных руках, словно это была самая бесценная вещь во всём мире. Она открыла глаза и встретила его пристальный тревожный взгляд, и попыталась сказать серебристым безмолвием всё, что она чувствовала в действительности, потому что не могла сказать словами. Она не знала как. Не было практики.
Когда он переместил её под себя и его затвердевшая пробуждённая плоть скользнула между её ног, она сделала это, издала тот самый звук, которым клялась, что хотела этого. Практически зарычала. Так вот оно каким было. То, что заставляло людей сходить с ума от желания, страсти и голода. Это то, что познал Шекспир когда-то в своей жизни, чтобы написать Ромео и Джульетту, сложить столь нежные строки о любви. Это то, что Ястреб называл Валгаллой.
Она выгнулась к нему, мускулы глубоко внутри неё горели огнём, сжигая её болью и пустотой.
«Эри», выдохнул он, уронив свою голову, чтобы захватить ртом её сосок. Он целовал и втягивал, и мучил его. Он выпустил напрягшуюся вершинку и подул прохладным ветерком на его разгорячённую верхушку. Прикусил его слегка, потом нежно потёр его своей жёсткой щетиной. Вспышка огня полыхнула в ней, расходясь лучами от её груди и заливая всё её тело волнами желания.
Он щедро одаривал её поцелуями всё ниже, прокладывая дорожку из них к её животу, изгибам её бёдер. Когда он остановился прямо над её медовым жаром, его лёгкое дыхание, обвевающее её чувствительную кожу, было сущей пыткой.
Биение сердца сбивалось с ритма, пока она ждала, застывшая, его следующей ласки.
Когда она пришла, она тихо захныкала. Он осыпал поцелуями шелковистость внутренней стороны её ног, потом вкусил самый центр её жажды. Когда его язык замелькал, поглаживая и нежно ударяя по её крошечному, напрягшемуся бутону, она закричала и её тело содрогнулось под ним. Она чувствовала себя парящей, достигая чего-то совсем недоступного ей, а потом…ох!
Как случилось, что она никогда раньше не испытывала ничего подобного? Ястреб вознёс её к звёздным небесам и закружил меж планет, прокатил вниз по Млечному Пути и прямо к сверхновой звезде. Раскачал её мир с края до края по всей солнечной системе. А когда, наконец, осторожно позволил ей вернуться вниз, она содрогалась под ним в агонии и экстазе, зная, что никогда больше не будет прежней. Что-то проснулось внутри неё и щурило болезненно глаза, непривычные к слепящему великолепию и ошеломительной мощи этого нового мира.
Она лежала, задыхающаяся и немного испуганная, но готовая. Готовая по-настоящему и полностью отдаться своему мужу и позволить их тесному единению воспарить, как, она это знала, оно могло. Готовая попытаться сказать ему то, что она чувствовала к нему. Как действительно сильно она восхищалась его чувствительностью и состраданием. Как сильно преклонялась перед его силой и бесстрашием. Как нежно она лелеяла даже его приступы поспешной и неистовой ярости. Как счастлива оттого, что была его женой. «Хоук…»