Особенно,... 
46 
Доусон уткнулся ей в шею и прошептал:
– Кэтлин, я люблю тебя, я никогда не переставал тебя любить. Боже, как же я сожалею о потраченных годах!
Доусон снова прижал Кэтлин к себе, и она почувствовала, как его тело содрогается от захлестнувших его эмоций. Это не просто трепет нарастающей страсти, вдруг поняла она, тут нечто большее. Встревоженная, она уперлась ладонями ему в грудь и посмотрела в лицо. Красивые черты Доусона исказила гримаса боли, глаза были плотно закрыты, но Кэтлин заметила, что на густых черных ресницах блестит влага. Кэтлин почувствовала, что и у нее глаза защипало от слез.
– Любимый, – прошептала она, – не думай ни о чем. Я тебя люблю, я с тобой, а все остальное не важно. Поцелуй меня так, как будто этих лет не было. Без тебя я была только половинкой человека, сделай меня снова целой.
Доусон стал неистово целовать ее.
– Любимая, бесценная моя, – выдохнул он.
Он склонил голову еще ниже и стал целовать холмики грудей. Кэтлин затаила дыхание, с нетерпением ожидая, когда его губы сомкнутся вокруг напрягшегося пика. Когда наконец Доусон доставил ей это удовольствие и она почувствовала, как отвердевший сосок окутывает влажное тепло его рта, она блаженно вздохнула и обхватила его голову руками, придвигая еще ближе к себе.
– Да, Доусон, да, пожалуйста, – шептала она.
Доусон долго целовал ее груди, доставляя Кэтлин неизъяснимое наслаждение. Но вскоре этого ей стало недостаточно, и Кэтлин вцепилась в плечи Доусона.
– Прошу тебя, – хрипло прошептала она.
Доусон застонал и стал целовать ее живот. Руки он положил на ее округлые бедра, колено упиралось в матрац между коленей Кэтлин. Его лицо оказалось в нескольких дюймах над ее лицом. Поцеловав ее в губы – на этот раз нежно, – он прошептал:
– Сейчас, любимая?
– Да, да! – выдохнула она, приподнимая бедра ему навстречу.
Его проникновение было стремительным и глубоким, и оба задохнулись от острейшего наслаждения. Два тела, одно – большое, сильное, смуглое, другое – миниатюрное, женственное, белое, слились воедино в извечном движении и задвигались в общем ритме, разгоряченные губы шептали признания в неумирающей любви. Весь мир перестал для них существовать. Ни о чем не думая, они вместе поднимались к пику наслаждения. Ни один мужчина не мог заставить Кэтлин Александер ощутить такое блаженство. Волны наслаждения накатывали на нее одна за другой, и она прильнула к Доусону, как будто боялась утонуть. Ни одна женщина не могла подарить Доусону Блейкли столь сладостного взрыва наслаждения. Только маленькая светловолосая красавица способна вознести его к головокружительным высотам, а затем держать в объятиях крепко и нежно, пока он медленно спускается на землю, обнимая ее крепкими руками.
Кэтлин проснулась с ощущением умиротворения, повернула голову и посмотрела на Доусона. Он спал на спине, грудная клетка ровно вздымалась и опадала, и это зрелище странным образом внушало ей чувство уверенности и безопасности. Некоторое время она лежала неподвижно, разглядывая дорогое лицо, которое напоминало ей милое личико ее сына. Приподнявшись, Кэтлин склонилась над ним и впервые заметила у него на шее золотую цепочку с маленькой камеей – той самой, которая была приколота к ее платью в ночь, когда они занимались любовью на борту «Моей Дайаны». К ее глазам подступили слезы. Она понимала, что должна уйти, пока Доусон не проснулся, потому что если его сильные руки снова коснутся ее…
Кэтлин соскочила с кровати, быстро оделась и на цыпочках вышла в гостиную. Подойдя к письменному столу, она нашла голубой листок бумаги, чернила и перо, непослушными пальцами написала коротенькую записку, положила ее на подушку рядом с Доусоном и снова направилась в гостиную. Но уже в дверях Кэтлин не выдержала и вернулась к кровати, поцеловала свои пальцы и поднесла их к губам Доусона. Сдерживая рвущиеся наружу рыдания, Кэтлин поспешно выбежала.
Доусон проснулся в два часа ночи и обнаружил, что спит в пустой постели. У него мелькнула мысль, что Кэтлин может быть в гостиной, но в глубине души он уже знал, что она исчезла.
Он заметил на подушке голубой листочек бумаги.
«Любимый!
Ты подарил мне райскую ночь. Воспоминание о ней я бережно сохраню в памяти навсегда. Но, любовь моя, эта ночь ничего не меняет. Если то, что было между нами, что-нибудь значит для тебя, умоляю, не пытайся искать со мной встречи.
Твоя Дайана».
46 
