Но тут произошла неожиданная смешная глупость. Видимо, есть ещё какой-то неписаный закон, и судя по нему, я слишком многое отвергала в последнее время. Потому что именно в этот несчастный раз я почувствовала… то, что почувствовала. Да ну, никак и не называть, не влюбилась же, в самом деле… Но в этот раз мне было чем согреть тебя, mi amor.
И, осознав оба факта – что он нет, а я таки да, – я сделала единственный возможный, с моей точки зрения, шаг: отправилась смотреть игуану.
Долго рассказывать, но есть такое место в Москве, где её можно погладить, если знаешь ходы. Я терпеливо переждала двадцать минут и чашку чая, и меня пустили к жёлто-зелёной ящерице, греющейся на батарее центрального отопления.
Она оказалась не скользкой, не пупырчатой, как я ожидала, а совсем сухой и очень горячей. Она была жарче, чем любое живое существо, которое мне доводилось трогать. И нагревалась иначе, чем неживой объект, полежавший у раскалённого камня, и не как кошка, у которой пылающее пузо запросто может сочетаться с прохладной спинкой.
Это был равномерный жар, одинаковый изнутри и снаружи, и тонкая кожа без капли жира, и общее впечатление концентрированного равнодушного тепла.
Отлично помню, что впитывала сквозь пальцы знание о том, как следует жить, чтобы было хорошо. Как нужно прижиматься плоскими стопами и животом к ласковым камням, как вытягивать шею, подставляя горлышко под прикосновения, как отворачиваться и закрывать глаза, когда перестают делать приятно. Думаю, игуана никогда не таращится в пустую тёмную ночь, ожидая звонка в дверь или письма.
Далее последовала цепочка событий, не имеющая особого значения для таких, как я. Некоторое количество перемещений в пространстве и немножко во времени, череда встряхиваний и беспокойств, неоднократная смена кондиционированного холода и естественной жары. Главное, что в итоге я оказалась там, где должна быть.
К середине жизни в каждом из нас накапливается необходимость в утешении. Как бы ни была добра судьба, усталость и потери неизбежно оставляют сырую туманную взвесь, которая со временем поднимается до горла, наказывая нас сердечной тяжестью и невыводимым кашлем. От этого, наверное, есть разное спасение, но мне известен один способ: нужно как-нибудь добраться до океана.
Нет, море не подойдёт. Средиземное море изгоняет лишь маленькую слабость и маленькую печаль, а горечь половины жизни заберёт только папа-океан. Сначала нужно войти в воду и поверить, что всякая жизнь зародилась здесь, в этой воде, и ни в какой другой, – нет, море не подойдёт. Потому что именно эта вода умеет принять и растворить в себе, как никакая другая, и так же легко умеет отпустить, никого не держа ни силой, ни хитростью.
Потом можно долго смотреть на густое сложное небо, на горизонт, на всё, о чём вам писали в путеводителях, а можно и не смотреть, закрыть глаза и с помощью кожи попробовать договориться с теплом и ветром, чтобы они высушили купальник и слёзы.
Вообще, есть множество вариантов того, что вы сделаете с океаном и что с вами сделает океан, но только один из них подходит для таких, как я.
Лечь на живот лицом к воде, раскинуть руки, вдавить в сероватый тёплый песок щёку, ладони, колени, всё тело. Позволить солнцу погладить спину и поцеловать затылок. И без ужаса чувствовать, как желтеет и зеленеет кожа, покрываясь кракелюрными трещинками, кисти усыхают до ящеричьих ладошек, глаза теряют ресницы и способность плакать. Я больше ни о ком не помню. Поднимаю узкую коричневатую голову и не мигая смотрю на океан.
Записки у плеча
Я всегда хотела иметь взрослого друга. Ах нет, я лгу, а это недопустимо – не вообще, но хотя бы не в первой строчке. До недавнего времени взрослые меня не интересовали, а друзья и вовсе были не нужны. Мне хотелось проводить свои дни с юными мужчинами… нет, раз уж я решила быть точной: проводить свои вечера с юными мужчинами, свои ночи – одной, свои утра – во сне, а дни – на прогулках. В последние годы, впрочем, появились какие-то женщины, чтобы с ними разговаривать. Вдруг для меня открылся мир женщин, прежде враждебный и неинтересный. До этого, когда нужно было уладить какие-то проблемы, я немедленно отыскивала глазами мужчин, которых можно обольстить, и они всё устроят. И они в самом деле находились и всё устраивали. А на недовольные тени за их спинами я даже не смотрела.