6 
– Кто же вы?
– Меня зовут Тексель. Текстор Тексель.
– Опять вы за свое!
– Я голландец.
Жером Ангюст зажал уши руками. Теперь он слышал только легкий шум в голове, напоминающий отдаленный и неясный гул, который слышен в метро в перерыве между поездами. Вполне терпимое состояние. Жером видел, что губы приставалы продолжают шевелиться. «Вот чокнутый, – подумал преследуемый. – Он говорит, хотя знает, что я не слышу его. У него недержание речи. Но почему он улыбается и смотрит на меня как победитель? Ведь это я победил, потому что не слушаю его. Это я должен улыбаться. Но я не улыбаюсь, а он улыбается. Почему?»
Так прошло несколько минут. И вскоре Ангюст понял, почему Тексель улыбается: у него начали болеть руки, и с каждой минутой боль становилась все сильней. До этого дня Жерому не доводилось так надолго зажимать уши руками, и он не знал, чем это чревато. А мучитель знал, что у его жертвы вскоре заболят руки. «Я не первый, кого он часами изводит своим вздором. И я не первый, кто вот так же затыкает уши, чтобы его не слышать. Поэтому он и усмехается. Он к этому привык и знает, что надолго меня не хватит. Вот мразь! Вот извращенец!»
Спустя еще несколько минут боль в руках и плечах стала нестерпимой. Не выдержав этой боли, он опустил руки и с облегчением вздохнул.
– Ну вот, – спокойно заметил голландец.
– С вашими жертвами всегда так бывает?
– Даже если бы вы были у меня первым, я знал, что вы скоро сдадитесь. Вы знаете, что такое распятие? Отчего, вы думаете, страдает и умирает распятый? От обычных гвоздей, которые вколачивают ему в руки и ноги? Ничего подобного. Самое страшное – держать руки поднятыми вверх. В отличие от других млекопитающих, как, например, ленивца, человек не в состоянии долго пребывать в такой позе: если его заставить слишком долго держать руки вверх, он умирает. Я, конечно, несколько утрирую: человек, подвешенный за руки, может умереть и от удушья. Вы бы не умерли. Но вам стало очень плохо, и вы не выдержали боли. Видите, вам от меня никуда не деться. Я все предусмотрел. Почему, вы думаете, я решил воздействовать именно на ваш слух? Не только потому, что при этом я не нарушаю никаких законов. Из всех органов чувств слух наименее защищен. У глаз есть веки. От скверного запаха можно спастись, надолго зажав нос, и это совсем не больно. От дрянной пищи спасает воздержание, что только идет на пользу. От неприятных прикосновений защищает закон: если кто-то притронулся к вам против вашей воли, вы вправе вызвать полицию. Самый слабый и незащищенный орган у человека – это слух, его уши.
– Ничего подобного! Существуют шарики Кес.
– Ну, конечно, шарики Кес – самое замечательное изобретение человека. Но ведь в вашей дорожной сумке их нет?
– В аэропорту есть аптека. Я сейчас пойду и куплю их.
– Мой бедный друг, неужели вы полагаете, что я не скупил их все перед тем, как взяться за вас? Я же сказал, что у меня все предусмотрено. Хотите узнать, что я вам говорил, когда вы сидели с зажатыми ушами?
– Нет.
– А я все равно скажу. Я говорил, что человек – это крепость, а его органы чувств – это двери. И слух защищен хуже всех. Вот почему вы потерпели поражение.
– Поражение в данном случае отнюдь не означает победу противника. Откровенно говоря, я не понимаю, что вы от этого выиграли.
– В конечном счете я все равно выиграю. Не торопитесь. У нас еще уйма времени. Ваш рейс могут откладывать до бесконечности. Без меня вы бы так и сидели с книгой и делали вид, что читаете. А благодаря мне узнали столько интересного.
– Да, о так называемом убийстве вашего маленького одноклассника, о кошачьем корме… Вы полагаете, что подобная чепуха может кого-то заинтересовать?
– Историю лучше всегда рассказывать с начала, верно? Так вот, в двенадцать с половиной лет, объевшись кошачьей мерзости, я утратил веру в Бога и обрел врага, то есть самого себя, или, точнее, неизвестного противника, который прячется у каждого из нас в кишках. После этого мир для меня перевернулся. До той поры я был хилым и бледным ребенком-сиротой, который тихо жил с дедушкой и бабушкой. А после того рокового дня меня начали терзать всяческие страхи и неуемный голод.
– И вы по-прежнему нажимали на кошачий корм?
– Не только. Я за обе щеки уплетал все, чем питались мои бабушка с дедушкой. И чем большее отвращение вызывала у меня еда, тем с большей жадностью я на нее набрасывался.
6 
