31 
Семья садится к столу. Хозяйка вносит чугунную сковородку, ставит на стол. На столе – рабочий беспорядок: ведомости, черновики договоров. Они не замечают. Ставят тарелки на наши бумаги. На бумагах остаются жирные следы...
«Это Евгений Фридрихович, – Елена заглядывает в кухню. – Будет вечером. Сказал, чтобы вы дождались».
Бывшие жильцы исчезают, не проронив ни слова. Я возвращаюсь на свой пост.
По вечерам он принимает доклады – в порядке живой очереди. Начальники отделов собираются загодя, томятся в приемной. Очередь продвигается медленно. Заранее никогда не угадаешь – сегодня кому-то хватает минут десять, завтра зависнет часа на полтора. Героини вестерна работают как в хорошем ресторане: до последнего клиента.
Сегодня этот клиент – я. На часах – половина одиннадцатого.
Катерина появляется в дверях кабинета: «Татьяна Андреевна, вы можете зайти».
Фридрих роется в бумагах. Трет переносицу, зажигает настольный свет. «Вас не затруднит погасить люстру? К вечеру устают глаза».
По стенам развешаны дипломы. В прошлой жизни он работал архитектором, руководил мастерской.
«Вот, – он протягивает картонную папку. – Остальное у водителя».
Из Финляндии едет оборудование. Машина прибывает завтра. Моя задача – растаможить. Я не знаю этого слова.
«Это значит – получить разрешение. Оформить временный ввоз».
«Почему временный?» – «Потому что пошлина меньше. Если платить по полной – останемся без порток. Да и вообще... – он ломает целую сигарету, – черт! – сметает на пол, – государство и так неслабо поимело...»
Тут наши позиции совпадают целиком и полностью. Проклятые сойки склевали до последней крошки. Мое личное прошлое. Годы, переведенные в рубли...
* * *
Третий день я обиваю пороги. Машина ждет во дворе. Сопроводительные, учредительные, спецификации... Таможенные девочки дают объяснения. От их объяснений ссыхаются мозги. Документы, подписи, печати... По ночам я бьюсь в паутине: тонкие липкие нити. Я ворочаюсь, сбивая одеяло. По утрам просыпаюсь как в коконе. За ночь успели оплести.
Водитель приезжает дисциплинированно. Его простой оплачивается отдельно. Он помалкивает и курит во дворе. Нерастаможенные водители дожидаются своей очереди: сидят на пустых ящиках, травят дорожные байки. Таможня – гавань, куда заходят их корабли.
Фридрих несет убытки. Но это – не главное. Главное в том, что гусеница превращается в куколку. Мне уже трудно ходить. С каждым днем все труднее. Этого никто не видит. Еще день, и я не встану, просто не сдвинусь с места. Больше всего мне хочется забиться. Под ящики, головой в пыль...
На четвертый день я упираюсь лбом в стену: для оформления таможенной декларации нужен одиннадцатизначный код. «Образцы документов представлены на стенде. Ваш девятизначный не подходит», – таможенная девочка возвращает мне папку. Я втягиваю голову в плечи: «А где... его взять?» – «Не взять, а получить, – она называет организацию, кивает на стенд. – Там все написано».
Стенд занимает полстены. Неповоротливая черепаха ползет вдоль плинтуса, пересчитывая цифры: вот он. Его выдают на гербовой бумаге. Срок оформления – месяц.
Елена слушает сочувственно. Катерина стучит, не поднимая глаз от клавиш. Я дохожу до кульминации: одиннадцатизначный код.
«Им нужен подлинник?» – Катерина снимает руки с клавиатуры, выпрямляет спину. В ее глазах тлеет опасливая настороженность. «Нет, сказали, можно и копию». – «А старый подлинник?» – «Есть», – я роюсь в папке, нахожу гербовую бумагу. «Ну, так в чем же дело? – она бросает презрительно. – Вон он, ксерокс – в углу».
Куколка силится понять, извивается убогим телом. На ксероксе копируют документы. Героини вестерна не видят моих мук. Для них – простая задачка: из пункта А в пункт Б.
Катерина склоняется над клавишами, печатает, выводит на принтер. Усмехается. Подает мне.
Одиннадцать цифр. Моя рука дрожит. Я боюсь вырезать криво. «А вдруг – уже чей-нибудь?» Героини вестерна переглядываются. Я понимаю: им смешно. Париться о чьем-то коде, когда все вокруг ничье.
Сносная копия выходит с третьей попытки. «Вот». Я демонстрирую дело своих рук. Рано или поздно мой обман вскроется. Когда получу подлинник, его сличат с подделкой. Когда-нибудь, но не теперь. Куколка, запертая в трусливом коконе, рвется на свободу.
Она вырвется через два часа, когда таможня примет ничью копию и поставит окончательный штамп.
31 
