37 
Удерживая ее одной рукой, шейх скользнул пальцами второй глубоко в вырез ее платья. Огромный рубин на его пальце царапнул ей нежную кожу, и Тэмпл услышала, как рвется тонкая шелковая ткань. Она дрожала, стоя на коленях, а шейх сбрасывал куски платья на ковер.
Теперь она была такой же нагой, как он. Молодой шейх оперся согнутым коленом о диван и крепко прижал девушку к себе. Сраженная удивительно нежным выражением его глаз и приятным прикосновением его крепкого тела, Тэмпл не сопротивлялась, когда он наклонил голову и жарко поцеловал ее в губы. Если он намеревался взять ее приступом сейчас, а Тэмпл не сомневалась, что он хочет именно этого, она не смогла бы сопротивляться. Она бы не смогла остановить его страсть. Впрочем, она не думала, что ей следует противиться близости с ним.
Ее женская сущность таяла под нежными прикосновениями его сильных рук, и волна радости пробегала вдоль всего ее тела, когда его язык проделывал восхитительные штучки внутри ее рта.
По загадочный шейх неожиданно прервал поцелуй, уложил Тэмпл на диван и твердо сказал;
— Попробуете сбежать еще раз, и я уже не буду столь снисходителен к вам.
Глава 18
Рассвет окрасил небо в нежно-розовый свет. Группа сильных мужчин на лошадях с нетерпением дожидалась появления своего предводителя. Взоры всех были устремлены к шатру, расположенному несколько в стороне от палаток простых бедуинов, на дальней стороне пруда, засаженного пальмовыми деревьями.
Когда из шатра вышел молодой араб весь в черном, послышались приветствия и одобрительные возгласы.
Вождь величественно направился к своим воинам. Тариз, стоя возле серебристого оседланного жеребца, поймал взгляд своего господина и расцвел в улыбке. Вне всякого сомнения, их господин с полным правом мог бы именовать себя хозяином пустыни. Шейх приблизился к группе мужчин. Мальчик-конюх сделал шаг вперед и подал ему поводья уже оседланного скакуна, Принца. Шариф вскочил в седло, повернулся к Таризу и спросил:
—Ты готов, мой друг?
Тариз в мгновение ока оседлал своего жеребца и кивнул. Он улыбался широко и солнечно. Ночью он едва сомкнул глаза и не мог дождаться, когда же мужчины выступят в поход. Он был возбужден, как ребенок. Радость Тариза возросла, когда его повелитель простер руку в длинной кожаной рукавице, ожидая любимого дрессированного сокола.
Тариз обожал соколиную охоту и разделял свою любовь с молодым хозяином. Страсть эта жила в крови араба. Бешеная скачка по пустыне, охота с хищными пернатыми всегда приносила успокоение разгоряченному уму и радость сердцу.
Шейх пришпорил Принца, и мужчины поскакали в глубь залитой рассветом пустыни. В отличие от стародавних обычаев теперь соколиная охота устраивалась больше для развлечения, нежели для добывания пищи.
Тариз еще помнил давно минувшие времена, когда охота длилась неделями. Теперь мужчины редко выезжали в пустыню дольше, чем на пару дней. Поэтому Тариз и прочие хотели насладиться каждым мгновением предстоящего увеселения.
Тариз с восхищением наблюдал за Шарифом, на вытянутой руке которого сидел сокол. Удивительная птица всегда внушала Таризу благоговейный страх.
Процессия направлялась на юг, и, трясясь в седле, Тариз вспоминал, как любил соколиную охоту старый шейх. Довольно часто они с Таризом уезжали в пустыню всего с двумя птицами, а возвращались с добычей, которой с лихвой хватало на все племя. После охоты обычно устраивали праздники. Мужчины и женщины пели, танцевали и смеялись, получая удовольствие от жизни. Потом верный слуга начал вспоминать, как они со старым шейхом учили юного Шарифа обращаться с охотничьими соколами. Он до сих пор помнил выражение тщательно скрываемого страха на лице мальчика, когда отец велел ему вытянуть руку, чтобы посадить на толстую кожаную рукавицу огромного сокола. Шариф даже зажмурился.
— Сын мой, открой глаза, — велел ему шейх. Шариф повиновался, и старый шейх продолжал: — Не позорь своего отца в глазах подданных. Ты ничего не должен бояться, как и я. Я могущественный человек, а ты мой сын. — Старый шейх положил руку на голову Шарифа, взъерошил ему волосы и мягко добавил: — Мой сын. Мой любимый сын.
Эти слова припомнились Таризу, когда в пустыне похолодало и песок больше не искрился на солнце. Шейх, который руководил охотой, повернулся лицом к северу, произнес вечные слова: «Во имя Аллаха!» — и отпустил птицу. Сокол взмыл вверх. Шариф снял кожаную рукавицу. Солнечный луч упал на грань рубина, и камень ярко вспыхнул. Кровавое сияние рубина напомнило Таризу о том, как он впервые увидел рубин и его владельца.
37 
