Сон оставался единственной отрадой; что касается еды, то она вызывала страх. Педагоги так яростно предавали пищу анафеме, что она, при всем своем убожестве, превращалась для детей в соблазн. Они клали ее в рот боязливо, стыдясь собственного аппетита. Каждый кусок казался лишним.
Очень скоро Плектруду начали одолевать сомнения. Она поступала в училище, чтобы стать балериной, я вовсе не для того, чтобы утратить вкус к жизни и мечтать лишь об одном – как бы отоспаться. Здесь она отрабатывала танец с утра до вечера, но не танцевала по-настоящему, словно писатель, которому не дают заниматься его прямым делом, заставляя круглые сутки зубрить грамматику. Конечно, грамматика необходима, но только как подсобное средство для письма: лишенная цели, она становится мертвым сводом правил. Плектруда никогда еще так мало не чувствовала себя балериной, как со дня поступления в училище. В ее прежней школе педагоги всегда ставили для воспитанниц небольшие танцевальные номера. Здесь же только и делали, что упражнялись «у палки». Балетный станок напоминал каторжные галеры.
Многие соученицы Плектруды как будто разделяли эти невеселые мысли. Конечно, никто из девочек не смел высказываться вслух, однако их явно одолевали разочарование и тревога.
А потом начался исход. Самое странное, что училищное начальство ничуть не огорчалось, словно ожидало этого. Воспитанницы, одна за другой, сходили с дистанции. Это повальное бегство радовало педагогов и совершенно убивало Плектруду, которая воспринимала каждое такое исчезновение как смерть.
И случилось то, что должно было случиться: ей тоже захотелось бросить училище. Останавливала только смутная боязнь, что мать очень расстроится и что даже самые убедительные доводы будут бесполезны.
Руководители училища наверняка заранее планировали отсев некоторой части воспитанниц, ибо их отношение внезапно изменилось. Девочек созвали в просторный актовый зал и произнесли перед ними такую речь:
– Вы, вероятно, заметили, что в последнее время многие воспитанницы покинули наше заведение. Мы не станем утверждать, что специально подталкивали их к этому шагу, но не собираемся и лицемерить, говоря, что сожалеем об их уходе.
Последовала долгая пауза – без сомнения призванная нагнать страху на детей.
– Бросив училище, они тем самым доказали, что у них нет настоящей любви к балету, иначе говоря, нет терпения, необходимого истинным танцовщицам. Хотите узнать, что заявили эти балаболки, сообщая о своем уходе? Что они поступали сюда ради того, чтобы танцевать, а здесь, видите ли, не танцуют! Интересно, что они о себе воображали? Что послезавтра они нам исполнят «Лебединое озеро»?
Плектруда вспомнила пословицу, слышанную от матери: «Бей своих, чтоб чужие боялись». Да, именно так и поступали сейчас педагоги: били «своих», чтобы припугнуть «чужих».
– Танец нужно заслужить. Танцевать по-настоящему, на сцене, перед зрителями – это величайшее счастье. Впрочем, поверьте, что танец – даже не на публике – дарит такой восторг, такую радость, что этим окупаются любые жертвы. Наша система воспитания нацелена на то, чтобы вы постигли суть танца: он не средство, а награда. И мы не вправе позволить танцевать тем воспитанницам, которые не заработали этой награды. Восемь часов в день у станка и голодный режим могут показаться мучением только тем, кому не очень-то хочется танцевать. Так вот: если кто желает уйти, пусть уходит!
Больше никто из училища не ушел. Воззвание достигло своей цели. Отсюда вывод: можно подчиниться самой суровой дисциплине, если понять, зачем она нужна.
И вот награда за стойкость: воспитанницам позволили танцевать.
Конечно, это были сущие крохи. Но уже то, что каждая девочка смогла оторваться от станка, устремиться на глазах у всех в середину зала и несколько мгновений порхать в танце, чувствуя, как послушно ее тело, как уверенно владеет оно искусством балетных па, привело воспитанниц в безумный восторг. Если десять секунд доставили им такую радость, то что же испытывают балерины, танцующие два часа на сцене? О таком они даже и мечтать не смели.
Впервые Плектруда пожалела о том, что Розелину не приняли в училище. Ее подругу ждала участь обыкновенной девушки, для которой танец – всего лишь развлечение. А сама Плектруда отныне благословляла безжалостную строгость своих педагогов, открывших ей, что танец – это религия.
Все, что вначале шокировало ее, теперь казалось совершенно нормальным. Нормально было и то, что их морят голодом, и то, что целый день напролет истязают скучнейшими упражнениями у станка, что оскорбляют, что дразнят «жирными коровами» девочек, иссохших, как мумии.