242 
Наконец в окне появилась чья-то голова. Катрин попыталась закричать, но ни один звук не вырвался из ее сжатого спазмами горла. Незнакомец вскочил на подоконник и спрыгнул внутрь, не произведя при этом ни малейшего шума. Опасность придала молодой женщине силы. Она быстро соскользнула с кровати и метнулась к двери, но шорох рубашки привлек тонкий слух пришельца, и он, не колеблясь, набросился на нее.
Прижатая к его груди, Катрин чувствовала сильное тело, крепкие мускулы под плотной замшей. Человек шумно дышал, и она узнала это дыхание еще до того, как его губы приникли к ее губам. Тут же исчез страх, и, побежденная, она не сопротивлялась.
– Арно!.. – выдохнула она. – Вот ты и вернулся!..
Он промолчал, весь во власти какой-то необъяснимой ярости. Не говоря ни слова, грубо и поспешно он сорвал с нее рубашку, и его руки жадно приникли к ее нежному теплому телу, исступленно лаская его. Безумная страсть охватила Катрин. Она почувствовала, что теряет голову. Темная комната внезапно закружилась перед ее глазами, но он, задыхаясь, подхватил ее на руки и отнес на кровать. Тихая молчаливая ночь сомкнулась над ними, лишь иногда доносились из темноты вздохи и нежные стоны.
Прошло немало времени. Арно наконец поднялся, так и не сказав ни слова. Он овладел ею в порыве какой-то безнадежной ярости и вместе с тем страсти. В его объятиях Катрин никогда не могла определить, кто из них кому подчинялся, настолько оба они подчинялись наслаждению, которое испытывали вдвоем.
Все еще в счастливом оцепенении, чувствуя, что он уходит, и желая его удержать, Катрин протянула руки, но ощутила лишь пустоту. Приподнявшись, она различила его силуэт на фоне окна, но не осмелилась крикнуть. А он спрыгнул вниз, и торопливые шаги его затихли вдали. Молодая женщина, счастливая, упала на подушки. Теперь он мог уходить, ведь этой ночью она уже испытала блаженство. Завтра, когда наступит день, они увидятся снова. Незачем было больше убегать, губить свою жизнь в Бургундии. Сентрайль был прав, но борьба может оказаться не столь уж долгой. Арно, похоже, был готов сдаться… И она провела остаток ночи, строя планы на будущее, один чудеснее другого.
Утром все капитаны явились к Жанне за распоряжениями. Катрин с верхней площадки лестницы наблюдала, как они входят, сверкая латами, с разноцветными султанами на шлемах и затейливыми гербами на щитах. И еще два обстоятельства были ею отмечены: расцарапанная щека Жиля де Реца и подбитый глаз Арно де Монсальви, на который она не обратила внимания ночью, в темноте. Едва завидев ее, Арно быстро отвернулся, помрачнев и нахмурившись, и с этой минуты старался не смотреть в сторону лестницы.
Впрочем, разукрашенные лица капитанов не смогли ускользнуть от всевидящего ока Жанны д'Арк. Внимательно разглядывая своими голубыми глазами одного и другого, она произнесла не то в шутку, не то всерьез:
– Ради Господа и дофина, мессиры, постарайтесь проводить ночи в своей постели.
Провинившиеся опустили головы, как мальчишки, пойманные с поличным, но и сконфуженный вид Монсальви не утешил Катрин, которая опять ничего не понимала. Откуда это отчуждение, сменившее жаркие объятия этой ночи? Почему он избегает ее? Может быть, стыдится своей любви? И похожа ли на любовь эта ненасытная страсть, которую она ему внушала и перед которой он был столь беззащитен?
Много лет спустя, вспоминая последние дни осады Орлеана, Катрин видела лишь общую картину, хаотичную, фантастическую, и среди хаоса – молодую темноволосую девушку с голубыми глазами, которая скакала на коне, как мужчина, увлекала за собой на штурм, как опытный полководец, а потом с материнской нежностью осторожно склонялась над ранеными и убитыми, которая горько плакала, исповедуясь в своих ошибках Жану Паскрелю или слушая мессу, и которая обещала «оторвать голову» Бастарду, если он позволит англичанину Фастольфу провести свои войска во вражеский лагерь. Великая и нежная Жанна, чье горячее сердце не знало полумер.
Вечером 4 мая в Орлеан пришли подкрепление и продовольственный обоз под руководством Дюнуа. В этот день французы под предводительством Девы отбили у англичан бастилию Сен-Лу. Путь на Бургундию был открыт. Катрин помнила Жанну, распростертую на плитах собора Сен-Круа на следующий день, в праздник Вознесения, помнила, как 6 мая, переправившись через Луару, Дева в молниеносной атаке отбила у англичан монастырь Сент-Огюстен, превращенный ими в крепость, как 7 мая во время штурма Турнели, она, раненная в плечо, сама выдернула стрелу из раны и, едва смазав ее оливковым маслом с салом, вернулась в бой. И еще до захода солнца труп Уильяма Гласделя, грязно оскорбившего ее, рухнул в Луару. Стоя на городской стене рядом с горячо молившейся Матильдой Буше и мэтром-канониром Жаном Рабатто, оглушенная грохотом орудия, дрожащая от страха и возбуждения, Катрин не отрывала взгляда от жаркой схватки у стен осажденного города. Она помнила, наконец, и воскресное утро 8 мая, когда Толбот, собрав остатки своей армии, снялся лагерем и навсегда покинул Орлеан. Так город, всей душой преданный своему несчастному принцу, вновь сыграл роль высшего защитника отечества…
242 
