Золотое Руно

Солнце уже садилось, когда Катрин отправилась в лагерь бургундцев. Проникнуть в стан врага можно было лишь ночью, когда бой стихал. И вот она села вечером на коня и, оставив позади городские ворота, проследовала по мосту через Уазу. Впереди нее с белым флагом ехал один из оруженосцев Сентрайля…

Конь цокал копытами по толстым бревнам моста, а всадница отпустила поводья, доверившись умному животному. На сердце у нее было тяжело, ни о чем не хотелось думать; она испытывала почти то же чувство, что и тогда в Орлеане, в тот страшный день, когда она взошла на повозку, которая должна была увезти ее на виселицу. Она поняла ничтожность всего сущего! Катрин даже не пыталась думать о том, как встретит ее Филипп и что он ей скажет. Ради спасения Жанны она решилась пойти на все, даже на невозможное, в крайнем случае на выкуп Девы из плена. Дальше этого ее мысли о будущем не шли.

Спиной она ощущала тяжелые взгляды тех, кто с высоты башен наблюдал за ее отъездом: Сентрайля, грубого и жестокого Флави, которого она заметила, уже садясь на коня, солдат, прильнувших к бойницам. Ее стеной окружали люди, не ведающие жалости: воины Филиппа, поддерживающие англичан, и воины Жанны – и самый жестокий из них, Арно, схватившийся со смертью за стенами монастыря. Это была ловушка, выбраться из которой у нее не хватало сил.

Они проехали мост и приблизились к передовым постам бургундцев. Оруженосец поднял белый флаг. Катрин услышала, как он сообщил ее имя первому же стрелку, добавив, что «бургундская дама желала бы поговорить с герцогом Филиппом». Стрелок позвал офицера, который в свою очередь спешно отрядил сержанта к огромной палатке, пурпурно-алой в лучах заходящего солнца. Безмолвная и смиренная, Катрин ждала. Ей даже не хотелось вспоминать об Арно: эти воспоминания причиняли ей боль, подобно незаживающей ране…

Сержант вскоре примчался назад, вздымая тучи пыли. Он был сильно взволнован.

– Мадам, – крикнул он, подбегая, – мессир Золотое Руно, герольдмейстер Бургундии, сейчас будет здесь. Ради вас он пожелал оставить все дела.

Эти слова вызвали у приехавшей горькую улыбку: неужели это имя будет преследовать ее всю жизнь? Но тут внимание ее привлекло видение воистину сказочное: пустив коня в галоп, к ней мчался всадник. Его перевязь, накинутая поверх доспехов, переливалась шелком и золотом. На ней были изображены гербы всех бургундских владений. На шее висела широкая золотая цепь, украшенная эмалью, в центре ее было подвешено изображение барана. Шляпа с султаном из перьев дополняла этот роскошный наряд. Приблизившись, всадник соскочил с коня и устремился навстречу Катрин, протягивая к ней руки:

– Катрин!.. Дорогая! Я и не надеялся вас вновь увидеть!

Со смешанным чувством удивления и радости, которое помогло Катрин очнуться от охватившего ее оцепенения, она узнала своего знакомого, Жана Лефевра де Сен-Реми, и протянула ему обе руки.

– Жан! До чего же я рада вас видеть! Да вы просто великолепны!

Инстинктивно она вернулась к тому легкому, свободному тону, которым были отмечены их прошлые встречи, и это помогло ей собраться, взять себя в руки. Сен-Реми тем временем повернулся на каблуках, как это предписывала мода, и наконец отвесил ей низкий поклон.

– Перед вами, дорогая, герольдмейстер Золотое Руно, избранный единодушно геральдической коллегией Бургундии. Лицо весьма важное. Ну как, нравлюсь я вам?

– Вы просто великолепны, Жан. Но я хотела бы говорить с герцогом. Как вы думаете, он меня примет?

Лицо Сен-Реми омрачилось.

– Он вас ждет. Но предупреждаю, он в плохом настроении, ведь вас так долго не было! Куда вы подевались? И что с вами произошло? Нет, вы все так же хороши, однако похудели… и выглядите усталой.

– Вы правы, друг мой, я так устала от всего!

Новый герольдмейстер грустно покачал головой и взял за повод коня молодой женщины.

– Я надеюсь, что монсеньор Филипп сумеет вернуть улыбку этим глазам. С вашим отъездом наш двор отчасти потускнел.

– Но ведь у вас есть герцогиня…

– О, у нее прекрасные манеры, она очень образованна и, бесспорно, красива. Но, по-моему, холодна, как статуя. Однако поспешим. Я совсем заболтался, а монсеньор ждет. Ни к чему гневить его более!

Мгновение спустя Катрин спрыгнула с коня у входа в герцогскую палатку, которую охраняли два солдата из личной гвардии Филиппа. Она безотчетно поискала глазами белый султан Жака де Руссе, но молодого капитана нигде не было видно. Проследовав за внезапно разволновавшимся Сен-Реми, она вошла в просторные покои герцога, где пурпур бархата мешался с золотом покрывал, и секундой позже предстала перед Филиппом.

  261