Особенно,... 
31 
Беру бокал и, не глядя в него и не нюхая, делаю глоток. Светлое вино, сухое.
Эдвин откидывается на спинку стула и смотрит на меня так, будто ждет какого-то вопроса. Хочет, чтобы я стала расспрашивать, какая она, сбежавшая от него девушка мечты? Надеется услышать слова поддержки, сочувствия? Думает, я стану его уверять, что она еще, может, вернется и все наладится? Или что рано или поздно он повстречает другую, еще более милую, добрую и очаровательную? Ну уж нет, обойдется без моих соболезнований!
Меня обуревает желание сию секунду уйти отсюда под любым предлогом. Я уже набираю в легкие воздуха, намереваясь разразиться длинной тирадой о внезапной головной боли, необходимости как можно скорее прилечь и о том, что мне очень жаль, когда Эдвин произносит ровным слегка задумчивым голосом:
— Мы встречались с Элисон полтора года. Срок немалый, согласны?
— Гм… — Растерянно моргаю. Стало быть, в тот день, когда мы познакомились, у него еще никого не было. Точнее, не было ее, единственной и самой желанной, этой проклятой вспышки. Одергиваю себя. Как можно пылать злобой к человеку, которого ты в глаза не видела? Может, эта Элисон и в самом деле во всех смыслах достойна любви и восхищения? Вздыхаю. — Полтора года… — Мы с Дугласом встречались два. — Да, срок приличный. Во всяком случае, это не две недели и не месяц. Многие парочки разбегаются намного раньше. Впрочем, разбегаются, не успев друг к другу привыкнуть, наверное, лишь те, кто изначально не подразумевает ничего серьезного… А у вас…
Господи, что я несу?! И какая мне, к черту, разница, месяц они встречались или год? Надо или уйти, или вообще его не слушать, сидеть и время от времени кивать. Пусть выговорится, если ему так нужно…
Уйти не удается, так как Эдвин продолжает:
— У меня к ней никаких претензий. Она красивая, с удивительным чувством юмора, заводная, но, когда надо, может быть вдумчивой и ответственной. Словом, мечта любого мужчины.
Отчаянно пытаюсь думать о постороннем, но отчетливо слышу и впитываю каждое его слово. Красивая… мечта любого мужчины… Проклятье! Никогда в жизни мне не было так тяжко выслушивать, насколько замечательными бывают другие женщины. Окажись сейчас Элисон перед нами, ей-богу, я бы выкинула номер. Вылила бы ей вино на голову или взяла бы с соседнего столика разноцветный десерт и впечатала бы его в ее прекрасное личико. Сижу, будто парализованная. Губы, нос, лоб — все напряжено так, что кажется, будто сейчас лицо расколется.
— Уверен, она могла бы стать и неплохой женой, и заботливой матерью, — добавляет Эдвин с видом человека, повторно переживающего в воображении события из милого сердцу прошлого. — И я любил ее… Да-да, любил.
Можно подумать, я доказываю обратное! — нетерпеливо думаю я.
— Своеобразной, спокойной любовью, — произносит Эдвин и на время умолкает.
Мои растерянность и гнев переливаются в сущее бешенство. Буравлю его взглядом сквозь свои чертовы очки и насилу удерживаюсь, чтобы не ударить по столу рукой или не выскочить из ресторана вообще без слов.
Приносят заказ. Эдвин берет нож и вилку и принимается ловко и неспешно отрезать кусок от какой-то коричнево-желтой лепешки. Я в свою тарелку даже не смотрю.
— Кое-кто из моих друзей считает, что я должен был всеми правдами и неправдами спасти эти отношения, — говорит Эдвин. Он грустно улыбается и отправляет кусок в рот.
Моему терпению наступает предел. Меня охватывает острая потребность причинить собеседнику боль, хоть и где-то на краю сознания я понимаю, что это жестоко, бессмысленно и низко. Впервые за все время, что мы общаемся в Лос-Анджелесе, улыбаюсь, но отнюдь не детской, а едва заметной ядовито-насмешливой улыбочкой и ненавижу себя за это, но не могу остановиться. В любом случае с минуты на минуту мы навек расстанемся, и Эдвин, даже если в первую минуту ему будет плохо, уже завтра выбросит из головы чокнутую дамочку.
— Почему же она вас бросила? — спрашиваю я беззаботным голосом. — Нашла парня получше? Или посчитала, что становиться матерью и домохозяйкой ей слишком рано? Захотела еще погулять?
Эдвина мой тон явно ставит в тупик. Он на мгновение замирает с вилкой и ножом в руках и, не спуская с меня глаз, в которых отражается недоумение, медленно опускает руки.
— Послушайте, — слегка прищуриваясь, говорит он, — если вам наскучил этот разговор, то так и скажите.
— Вовсе нет, — заявляю я, сама не зная, чего от себя ожидать. — Даже наоборот. — Потребность изысканно помучить не отпускает меня, а желание убежать отходит немного в сторону, но готово в любую секунду вытеснить другие чувства. — Мне очень интересно, продолжайте. — Откидываюсь на спинку стула, немного отодвигаюсь от стола и закидываю ногу на ногу. Будь в моей сумочке пачка сигарет, я, дабы выглядеть более вызывающе, непременно закурила бы, хоть сигаретами никогда даже не баловалась.
31 
