Последние отзывы

  24  

Вода разделила самый конец мыса на множество длинных, словно пальцы, полуостровков. Между «пальцами» скрывались крохотные песчаные полоски, не больше внутреннего дворика в маленьком домишке. Риба продолжала идти, пока не добралась до такого миниатюрного пляжа, укрытого от нескромных взглядов и незатейливого внимания толпы.

– Только бы не пропустить прилив, – озабоченно сказала она, пока Чанс расстилал одеяло. – Тогда можно спокойно провести здесь часок.

– Именно поэтому ты и приходишь сюда? В поисках покоя?

Риба посмотрела мимо Чанса на безбрежное сапфировое море, переливающееся под теплыми лучами.

– Я так много времени провожу среди людей, – тихо ответила она. – И когда весь этот шум и телефоны окончательно доводят меня, ускользаю сюда, чтобы побыть одной.

– Если не считать сегодняшнего дня.

Риба удивленно подняла брови.

– Ты не одна, – пояснил Чанс.

– Но я не возражаю, – улыбнулась Риба. – Мне еще нужно задать кучу вопросов. Девятнадцать, если быть точной.

– Шестнадцать, – поправил Чанс.

– Поглядите-ка, он считает! – с невинным видом вставила Риба.

Чанс хмыкнул и плюхнулся на одеяло. Поджав под себя ноги, он снова поглядел на Рибу. Густые усы не скрывали твердости черт загорелого лица и чувственно очерченных губ.

За ошеломляющей серебристой зеленью его глаз скрывался ум, взвешивающий каждую мелочь на древних, как мир, весах. Несмотря на дорогую одежду и снисходительную усмешку, Чанс был истинным сыном этой дикой земли, прекрасной и пустынной. В Чансе Уокере чувствовалось неотразимое притяжение, динамическое равновесие противоположностей: стремление держаться на расстоянии и подойти поближе, опасность и спасение, возбуждение и спокойствие, плен и освобождение – все сплеталось в его душе, поминутно изменяясь и переходя друг в друга.

Чанс взмахнул рукой перед лицом Рибы.

– Эй! Неужели у меня внезапно выросли рога и появился нимб?

– Кроме тебя такое никому не удалось бы, – согласилась Риба, усаживаясь рядом. – Какой у тебя был отец?

– Без всякого чертова нимба.

– Я не это имела в виду, – фыркнула Риба.

– Тогда что именно? – поддразнил Чанс. – Поясни.

– Для этого придется задать слишком много вопросов.

Чанс покачал головой:

– Умный маленький котенок, – шепнул он, проводя костяшками ее пальцев по своей щеке. – Отец родился в западнотехасской грязи, где даже кактусы не растут. С шести лет он начал охотиться за сокровищами. Убежал из дому в тринадцать и больше не вернулся. Жил в Богом забытых местах, в поисках Богом забытых сокровищ дольше, чем любой человек на земле.

– И нашел хоть что-нибудь?

Чанс рассмеялся; сухой, неприятный звук ударил по нервам.

– Он потерял величайшее сокровище, которое ему досталось, и даже не узнал об этом.

Холод в голосе Чанса больше любых слов сказал Рибе, что к отцу он любви не питал. Несколько мгновений Чанс глядел на море суженными невидящими глазами и только потом стиснул руку Рибы, словно стремился почувствовать что-то живое и теплое.

– Между путешествиями за сокровищами, па искал золото, алмазы, полудрагоценные камни, уран, – пожал он плечами. – Все, за что платят деньги.

– Другой вид охоты за кладами, – мягко выдохнула Риба, думая о собственных бесконечных посещениях бесчисленных коллекционеров в попытках найти уникальный экспонат, ценимый настоящими покупателями на вес алмазов. – Азарт заразителен.

– Хуже любого наркотика, – согласился Чанс.

– А у тебя были хорошие находки?

– Несколько.

Лицо его мгновенно изменилось, в голосе зазвенело, казалось, забытое волнение, глаза осветились необыкновенной радостью.

– Это ни с чем нельзя сравнить. Ни с чем. Не существует слишком большого риска, слишком тяжелого труда, слишком великой жертвы, если наградой служит неожиданная драгоценная находка.

Риба заметила эту молниеносную перемену и почувствовала что-то вроде ревности. Нет, она вовсе не стремилась проникнуть в сердце земли, чтобы вырвать оттуда золото или алмазы, – именно страсть и восторг, пронизавшие его тело, вызвали в ней эти ощущения. Она хотела обрести волшебную способность захватить его в плен так же безоговорочно, заставить томиться по ней мучительной тоской, словно по глубоко запрятанному в горной породе драгоценному камню.

– Ты ничем не отличаешься от отца. Почему, в таком случае, ты ненавидишь его?

  24