Последние отзывы

  26  

– Но ты вышла замуж!

– Мать сама выбрала его. В восемнадцать я была слишком наивна, чтобы понимать, что к чему. Он был моим преподавателем французского в колледже. Достаточно стар, чтобы годиться мне в отцы. Думаю, именно этого я и хотела. Отца. А ему была нужна маленькая девочка, всегда готовая смотреть на него снизу вверх. Но у маленьких девочек есть ужасная привычка становиться взрослыми.

– Особенно у умных маленьких девочек, – пробормотал Чанс, гладя ее по голове. – Я рад, что ты выросла, Риба.

– И я тоже. Мать, однако, была не очень довольна. После развода она отказалась разговаривать со мной. Вот уже семь лет.

Чанс передвинулся так, чтобы взглянуть в глаза Рибы.

– Почему?

– Я больше не была идеальной, – бесстрастно ответила Риба. – Мать никогда по-настоящему не любила меня. Она любила ту, выдуманную, которую хотела создать. И когда обнаружила, что я совершенно другая, она меня совсем разлюбила. То же самое произошло и с мужем. Он любил не меня, не такую, какой я была на самом деле. Никто не любил меня до Джереми Синклера.

Чанс на какую-то долю мгновения застыл.

– Расскажи о нем, – попросил он без всякого выражения, прикрыв глаза.

Риба поколебалась, не зная, с чего начать.

– Я встретилась с ним случайно. Как-то у меня кончился бензин, и я заехала на автозаправку и неожиданно услышала настоящие потоки французского, изливающиеся из соседней машины. Присмотревшись, я увидела седоволосого мужчину, пытавшегося объяснить на французском причины неполадок сбитому с толку механику-американцу, вчетверо младше Джереми.

Чанс издал странный заглушенный звук.

– Что? – спросила она, поднимая глаза.

– Сколько лет, – осторожно сказал он, – было Джереми?

– Когда мы познакомились? Семьдесят три.

Впервые с момента их встречи Риба увидела, что Чанс совершенно ошеломлен.

– Ты не поверил, когда я говорила, что я и Джереми не были любовниками?

– Ты никогда этого не говорила. Сказала только, что красавчик ошибается насчет ваших отношений. Он считал тебя потаскухой. Но ты совсем не такая. Хотя, впрочем, это не означает, что ты не могла быть любовницей Джереми. Откуда мне знать? Кроме того, – добавил Чанс, глядя на ее губы жадными зелеными глазами, – любой мужчина, достаточно молодой, чтобы дышать, захотел бы взять тебя.

– Но с Джереми было совсем по-другому, – не повышая голоса, ответила она.

– Верю, – кивнул Чанс, неожиданным толчком укладывая ее на одеяло рядом с собой. – Но я все равно хотел бы тебя, независимо от того, сколько бы мне было лет.

Руки Чанса скользили по телу Рибы, без слов говоря, как сильно он желает ее сейчас. Риба попыталась снова сесть, досказать правду о том, что было между ней и Джереми.

– Не противься мне, – пробормотал Чанс в ее душистые волосы. – Я просто хотел обнимать тебя, пока ты говоришь о человеке, которого любила.

Оцепенение медленно покинуло Рибу.

– Я стала переводчиком, секретарем и водителем Джереми. Я жила в его доме вместе с кухаркой, горничной и дворецким.

Положив руки на грудь Чанса, она взглянула в его лицо. Но в нем не было ни сомнения, ни недоверия, лишь неутолимый голод, зажегший глаза изумрудным светом.

– У Джереми была процветающая экспортно-импортная контора, но очень немного наличных. Он все тратил на коллекцию. Жена оставила его очень давно, а сын умер. Единственным оставшимся родственником Джереми была эта безмозглая груда мяса, называемая Тоддом Синклером.

Риба остановилась передохнуть. Чанс улыбнулся, снова блеснув белоснежными зубами. Пальцы, пробравшись под шелк волос, неустанно массировали кожу на голове, посылая озноб наслаждения по позвоночнику.

– Продолжай, – пробормотал он.

– Осталось совсем немного. Коллекция Джереми заворожила меня. Я начала задавать вопросы. Он ответил на все до последнего. Через пять лет я получила достаточно знаний, чтобы открыть собственное дело. Джереми помог мне войти в мир антикваров, встать на ноги, относился ко мне как к собственной дочери и представил меня всем людям, которые любят редкости. Иногда я думаю, что он наслаждался моими успехами куда больше меня самой.

Риба закрыла глаза, снова ощущая неверие и отчаяние, ошеломившие ее, когда она поняла, как сильно болен Джереми.

– Шесть недель назад у него случился удар. Все это время я была с ним в больнице. И чувствовала себя такой ненужной. Он столько сделал для меня, учил, любил, помог начать уважать себя за то, что я есть, а не за то, кем хотели меня видеть другие. Он так много дал мне… а все, что могла сделать я – держать его за руку и наблюдать, как он медленно умирает. Иногда, – добавила Риба сдавленным, хриплым голосом, – иногда при одной мысли об этом хочется кричать.

  26