Она встала и пошла к воротам. Следы впечатывались в песок уверенно и ровно.
2
Если бы подруга спросила, Валя не стала бы таиться. Ей бы и в голову не пришло бы скрывать. В конце концов, она не сделала ничего плохого. Просто Маша-Мария ни о чем не спрашивала. Вале о таком говорить неловко. Все-таки это касалось и ее брата. Если бы Иосиф захотел, мог бы и сам рассказать.
Так Валя уговаривала себя, смутно понимая, что дело не в ней и не в Иосифе. Последнее время МашаМария как-то отдалилась. Все чаще Валя встречала ее холодные глаза. И вообще вела себя так, будто Валина жизнь ее совсем не касается. Конечно, Валя смирялась с таким поворотом и, вспоминая о том, сколько раз Маша-Мария ей помогала, – взять хоть этот последний случай, – старалась чувствовать благодарность. Но что-то, тлевшее в глубине, вспыхивало недобрыми мыслями. В этих мыслях являлись то большая ленинградская квартира, доставшаяся Маше-Марии не по заслугам, то индивидуальные занятия с профессором, поставившие сокурсницу в особое положение. Экзаменационная история, в которой подруга пришла ей на помощь, и вовсе убеждала в том, что болтовня девочек имеет под собой основания.
Тогда, войдя в аудиторию и вытянув билет, она собралась было сесть за парту, но тут явился Успенский. Вошел в аудиторию и вдруг сказал, что хочет кого-нибудь послушать. Например, вот эту студентку. «Как ваша фамилия, Агалатова?»
«Конечно, пожалуйста», – преподаватель развел руками.
«Прошу вас, – профессор обратился к Вале. – Нетнет, давайте сразу, без подготовки, у меня нет времени».
Отвечая, Валя сбивалась с пятого на десятое, но Успенский кивал благожелательно. «Очень хорошо, – дождавшись, пока она закончит, профессор обернулся к экзаменатору. – Должен вам сказать, у вас очень сильная группа. Отличный ответ».
Теперь, задним умом, Валя понимала: не за просто так.
Этими мыслями, касавшимися его сестры, Валя не стала делиться с Иосифом. Мало ли, а вдруг она ошибается и нет ничего такого... Но про себя думала: «Маша-Мария тоже не святая. А значит, не имеет права меня осуждать».
3
Первой забила тревогу тетя Клара. Отец поддакивал в трубку. И вообще говорил каким-то странным тоном. Проходя мимо, Маша поинтересовалась: кто? Он ответил, ей показалось, неохотно. Маша удивилась: сама тетя Клара обычно не звонила.
Картина прояснялась постепенно. Довольно скоро Маша поняла: брат влип в очередную любовную историю, из которой его несчастная мать не видит выхода. В общем, тетя Клара просила отца поговорить с родным племянником: «Родителей не слушает. А ты для него авторитет». – «Ну о чем ты говоришь, – отец мямлил, – он что, маленький? И вообще... В этих делах... Ну кто авторитет?»
Похоже, тетя Клара не унималась.
Маша не собиралась подслушивать. Они сами не закрыли дверь.
«Не знаю... Клара говорит, Ося связался с молоденькой. Сама она не видела, но говорит, девочка – не наша, иначе обязательно познакомил бы с родителями».
«У твоей Клары железная логика. Наша – не наша... Тебе не кажется, что твоя сестра просто дура? – мама говорила недовольно. – И что, решил поговорить с Осей?» – она поинтересовалась сухо. «Господи, конечно нет!» – отец воскликнул с горячностью, как всегда, когда не мог ни на что решиться. «А то поговори... – эту его интонацию мама отлично знала. – Поста-авь в дурацкое положение. И себя, и Осю. Где это видано, мужику за тридцать». – «Единственный сын, Клара переживает, у нее больное сердце...» – отец пережевывал доводы, которые могли бы объяснить его решение. «Когда появилась я, у твоей матери было тоже больное», – мама держалась непреклонно. «Это разные вещи, – кажется, отец обиделся. – Ну попытаюсь... Поговорю деликатно. Если там любовь, не станет он меня слушать, да и я бы на его месте... А вдруг какая-нибудь аферистка? – он предположил неуверенно. – Поговорю и скажу Кларе: пусть оставит его в покое, – отец вздохнул с облегчением. – Скажу: разберется сам».
Мысли вертелись белками в колесе. Во-первых, брат исчез с горизонта. Это – факт. Во-вторых... Мама упомянула бабушку Фейгу. Наша – не наша. Раньше мама про это не заговаривала. Значит, бабушка Фейга тоже была против, потому что мама – не наша...
Маша села и прижала ладони ко лбу. Словно взяла свою голову в скобки.
Из сумрака выступила белая фигура, стоявшая на крыльце. Маша вспомнила: поезд, пирожки с гречневой кашей, которые мама напекла в дорогу. В поезде она и сказала: «Сегодня мы увидим твою бабушку. Там у нас пересадка».