24 
Эмбер быстро подманила кречета кусочком мяса и пронзительным свистом. Издав несколько резких, протестующих криков, сокол покорился и уселся на запястье Эмбер.
— Не сердись, моя красавица, — негромко сказала Эмбер, расправляя путы так, чтобы они ровно лежали у нее на перчатке. — Ты охотилась очень хорошо.
— Достаточно хорошо, чтобы заслужить настоящую охоту? — спросил Дункан.
Эмбер улыбнулась.
— Видно, тебе так же не терпится, как и соколу.
— Еще бы. Я не привык сидеть взаперти в хижине, в компании с одной лишь недоверчивой девушкой и своими мыслями — или в отсутствие и того и другого, — добавил он насмешливым тоном.
Эмбер стало не по себе.
Дункан не выказывал большого интереса к предписанному ею лечению — сон, еда и опять сон. Когда на дворе шел холодный дождь, ей было нетрудно удерживать Дункана в хижине, хотя он и ходил по ней из угла в угол, словно посаженный в клетку волк.
Но сегодня, когда солнце припекло так, что от земли большими серебристыми полотнищами поднялся и уплыл туман, удержать Дункана на месте было просто невозможно.
— Я боялась, — сказала она.
— Боялась чего? Я ведь не сосулька — не растаю от солнца или дождя.
— Я боялась врагов.
— Кого? — быстро спросил он.
— Спорные Земли, они есть… спорные. Безземельные рыцари, честолюбивые бастарды[3], вторые и третьи сыновья, разбойники. Все они бродят тут в поисках добычи.
— Однако ты ходила одна в замок Каменного Кольца за одеждой для меня, разве не так?
Эмбер пожала плечами.
— За себя я не боюсь. Ни один человек не посмеет меня тронуть.
Дункан недоверчиво смотрел на нее.
— Это правда, — сказала она. — Но всем Спорным Землям известно, что Эрик повесит того, кто прикоснется ко мне.
— Я прикасался к тебе.
— А потом, ты так жаловался, что тебе приходится заворачиваться в покрывала, как сарацину… — продолжала Эмбер, будто не слыша его слов.
Дункан произнес несколько непотребных ругательств на языке, которому научился в Святой Земле.
— Что это значит? — спросила она с любопытством.
— Тебе незачем этого знать.
— Ну что ж. — Она вздохнула. — Я просто хотела подождать, пока ты окончательно оправишься от всех бед, причиненных грозой.
— От всех? — переспросил Дункан.
— Почти от всех, — колко ответила Эмбер. — Если ждать, пока исправится твой нрав, то скорее окажешься завернутой в саван и по дороге на кладбище.
Дункан сверкнул на нее своими карими глазами, но у него хватило ума признать, что она права. С самого утра он пребывал в отвратительном настроении — его сновидения были полны неясных теней и чувственного жара.
— Прости меня, — сказал он. — Нелегко смириться с тем, что я потерял память о прошлом. Но чтобы прошлое мешало моему настоящему и будущему — снести такое я уж никак не могу.
— Здесь у тебя есть будущее — если захочешь, — заметила Эмбер.
— Фригольдером или оруженосцем? Она кивнула.
— Ты великодушна.
— Не я. Эрик. Он хозяин в замке Каменного Кольца. Дункан нахмурился. Он еще не видел молодого лорда, но сомневался, что поладит с ним. Привязанность Эмбер к Эрику сильно мешала его душевному спокойствию.
Как всегда, глубина его собственнического чувства по отношению к Эмбер поразила Дункана, но он не в силах был ничего изменить. Как и понять, почему он испытывает такое чувство.
Должно быть, мы были любовниками. Или хотели быть.
Дункан подождал, прислушиваясь к себе, будто пробуя языком больной зуб.
Осторожно. Настойчиво.
Ничего не случилось. Совсем ничего.
Не возникло ни ощущения правильности, ни ощущения неправильности, как в тот момент, когда он заметил, что у него нет меча; была лишь уверенность, что никогда еще он не испытывал такого сильного чувства к женщине.
— Дункан? — тихо окликнула его Эмбер. Он мигнул и очнулся от своих мыслей.
— Не думаю, что мне понравилась бы жизнь фригольдера или оруженосца, — медленно произнес Дункан.
— Чего же ты хочешь тогда?
— Того, что потерял.
— Темный воин… — прошептала она. — Перестань думать о прошлом.
— Это было бы равносильно смерти. Опечаленная Эмбер отвернулась и надела на голову кречета колпачок. Птица отнеслась к этому спокойно, удовлетворенная на какое-то время недавним полетом и вкусом крови.
— Даже самый свирепый сокол почти безропотно позволяет надеть на себя колпачок, — сказала она.
24 
