37 
Катя мгновенно почувствовала, что она свободна, и напружинилась, чтобы рвануться в сторону.
Но он, как всегда, опередил ее.
Схватив Катю за обе руки, он завел их за спину и притянул ее к себе. Он удерживал ее, как изящную длиннокрылую птицу.
Ужасная и вместе с тем возбуждающая беспомощность лишила Катю желания сопротивляться.
– Ты сделаешь все, что я захочу, – вкрадчиво повторил он, – потому что и сама этого хочешь. Вопрос лишь в одном: когда и где я смогу спрятать нож?
Катя вновь содрогнулась, не в силах оторвать глаз от блестящего металла.
Он усмехнулся. Быстрым взмахом руки он провел лезвием по ложбинке между грудей Кати. Кончик ножа поддел правую тонкую бретельку ночной рубашки.
Катя почувствовала, как шелк сползает с правой груди. Снова блеснул нож. Катя ахнула. Но лезвие коснулось только ткани, а не кожи – по крайней мере на этот раз.
Ночная рубашка сползла до талии Кати, когда он рывком прижал ее к себе. Она дрожала. С ее губ сорвался сдавленный хриплый стон.
– Тише, – произнес ночной гость, склоняясь к ее уху. – С тобой еще ничего не случилось.
Катя робко кивнула.
Они стояли, словно спаянные друг с другом, он держал в одной руке нож, а другой обнимал Катю за талию. Она чувствовала, как он смотрит на ее соски, и жалела, что не может оставаться холодной. Ее соски набухли и заострились. Он издал отрывистый, короткий смешок. Карающий захват руки смягчился. Головокружение завладело остатками Катиной силы. Ее голова безвольно склонилась набок, она обмякла, прижавшись спиной к нему.
– Ты считаешь, этого достаточно? – прошептал он. Удерживая руки Кати у нее за спиной, он приложил холодное стальное лезвие к коже между ее грудей. Острый кончик кольнул кожу у основания шеи.
Катя задохнулась и напряглась, пытаясь отстраниться от ножа.
– Ты понимаешь, что от тебя требуется? – прошептал он.
– Да.
– Я тебе не верю. Иди за мной.
Катя побрела к постели, бесшумно ступая по шелковистому ковру. Когда она медлила, он подталкивал ее ногой.
Он тоже был босиком.
Когда они достигли кровати, единственным звуком, который услышала Катя, стало прерывистое дыхание ее мучителя. Она старалась дышать так же, как он – быстро и часто.
– Стой смирно, – велел он, отпуская ее руки.
Ладонь коснулась ее шеи. Загрубевший указательный палец примял тонкие волоски. Катя содрогнулась и прерывисто вздохнула, когда он развязал бархатную ленту. Еще не высохшие волосы волной упали ей на плечи.
Вжавшись лицом в ее шею, он укусил ее с осторожностью, в которой было больше предостережения, чем ласки.
– Повернись, – приказал он.
Катя робко повернулась к нему, не поднимая головы. Она боялась взглянуть ему в лицо, боялась, что на этот раз увидит только убийцу, а не любовника из ее чудесных снов.
И ночных кошмаров.
Он был высок. Слишком высок. И чрезмерно силен. Она казалась себе ивой рядом с мощным дубом.
– Руки, – скомандовал он.
– Не надо! – прошептала Катя. – Пожалуйста!
– Руки!
Катя опустила голову, чтобы скрыть едва заметную торжествующую улыбку. Даже этот мужчина боялся ее.
Но в отличие от банкиров и гангстеров он овладевал ею.
Катя медленно протянула руки.
Нож исчез в ножнах. Быстрым движением он обвил черной бархатной лентой ее запястья. Прежде чем Катя успела вздохнуть, ее руки оказались крепко связаны.
Триумф и беспомощность окатили Катю, возбуждая ее, как ничто другое.
– Ложись на постель, – приказал он. – Ты знаешь как.
Катя медленно легла, стараясь не смотреть на приблизившееся к ней мужское лицо. Шелк холодил ее разгоряченное тело.
Скользнув по простыням, она опустилась спиной на подушку. Несмотря на то что ее руки были связаны, она положила ладони на светлые волосы холмика внизу живота.
– Ты этого хочешь? – спросила Катя.
В ее голосе прозвучала неуместная невинность.
– Нет, – резко возразил он. – Может, освежить твою память кровью?
Катя наблюдала, как его рука метнулась к ножу. Едва его пальцы сомкнулись на рукоятке, Катя подняла связанные руки и томно закинула их за голову.
Только тогда она подняла глаза и взглянула своему мучителю в лицо. Облегчение, ужас и чувственность охватили ее.
– Вот так, Илья? – спросила она шепотом.
– Раздвинь ноги пошире.
Когда Катя повиновалась, Касатонов сорвал свою замызганную грязью рубаху. Его грудь была бледной, гладкой и безволосой, как белый камень под луной. На руках и плечах перекатывались мускулы, кожу покрывали глубокие шрамы.
37 
