Последние отзывы

  40  

Подавляя гнев, Уокер выбросил остатки от завтрака в мусорный бак на берегу. Он подхватил трость одной рукой, а другой небрежно взял Фейт за руку. Вместо того что сплести свои пальцы с ее пальцами сильно и крепко, как ему хотелось, он нежно сжал их, а потом отпустил.

– Пойдем, – сказал он. – Давай на выставке устроим шоу, покажем, что такое настоящие драгоценные украшения.

Он поднял алюминиевый кейс; в нем лежали девять из десяти вещей, которые Фейт Донован выставит на экспозиции, Десятая – рубиновое ожерелье – находилась в неплохой компании с мужскими драгоценностями Уокера. Они, кстати, были сейчас не менее твердыми, чем камни. Эти ее туфли на самом деле следует объявить вне закона, как и аромат, исходящий от нее, – он слишком сексуальный. А эти невинные глаза… Уокер покачал головой.

– Твоя нога все еще плохо гнется? – спросила Фейт, глядя на натянутое лицо Уокера.

Он едва не спросил ее которая. Но быстро спохватился.

– Гораздо лучше.

– Я поработаю над ней сегодня вечером.

– Нет необходимости.

– Не лишай меня удовольствия. Мне нравится наблюдать за тобой, когда ды скрежещешь зубами и мужественно страдаешь, не проронив ни звука. Я чувствуй себя сильной, раз могу довести мужчину почти до слез.

– Я знал, что ты садистка, – сказал Уокер, но пря этом улыбнулся. Его нога действительно болела меньше.

Еще до того, как Фейт и Уокер отошли от скамьи, прилетела стайка воробьев и принялась собирать крошки. Маленькие, птички почти уселись на носки туфель Фейт.

– Смелые какие, да? – засмеялась она.

– Они не могут себе позволить быть застенчивыми. Большие птицы их опередят. Поэтому им надо драться за удачу.

– Едва ли это справедливо.

Он искоса взглянул на нее:

– А почему ты думаешь, что борьба за выживание вообще справедлива?

Она открыла рот, вздохнула и сказала:

– Точно не знаю, но надеюсь, что это так.

Уголок его рта приподнялся,

– Надейся на что хочешь, моя сладкая. Только держи в это время свои глаза широко открытыми.

Уокер прислонился к стенке нежно-розового цвета выставочной секции Фейт. Демонстрационный зал был размером с большой вестибюль гостиницы. Деловые встречи происходили возле экспозиций ювелиров. В центре стояли диван с красивой обивкой, стулья, которые окружали изящные столики красного или вишневого дерева. Вся мебель была антикварной. Цветы, равно как и фонтаны, напоминали о весне и поднимали настроение. Шампанское и свежие фрукты ждали своего часа в дальнем конце зала. Их местоположение предполагало, что голодные посетители будут вынуждены пройти через все экспозиции, чтобы добраться до игристого напитка. Струнное трио играло Баха, большей частью тихие фуги, чтобы клиентам удобно было разговаривать, не повышая голоса.

При всей пышности обстановки бал правил бизнес. Он, и только он.

Со своего места Уокер мог наблюдать за каждым, кто приближался к экспозиции Фейт. Показ еще не открылся для публики, но участники выставки уже смешались с персоналом службы безопасности. Ювелиры бродили, здороваясь со старыми друзьями, знакомясь с новыми участниками. Люди из службы безопасности прохаживались по залу и держали рот на замке.

Фейт склонилась над своей витриной и поправляла драгоценности. Уокера же очень беспокоил вид, который ему открывался. У него перехватывало дыхание от длинных шелковистых ног Фейт, видневшихся из-под приподнявшейся юбки. Полнота ее ног – мечта для мужчины с большими руками, который может их обхватить и стиснуть, проверяя упругость мягкой горячей женской плоти.

– Мне нужно выложить ожерелье, – сказала ему Фейт.

– Без проблем, – сказал Уокер и потянулся к молнии на своих дорогих брюках.

Фейт вздернула подбородок:

– Ну не здесь же.

Он захохотал и не мог остановиться, пока ее щеки не стали такого же цвета, как и губы. Незачем было так дразнить ее, но он зачем-то дразнил.

– Выйди отсюда, – пробормотала она, толкая его не слишком-то нежно. – Убирайся. Выставка открывается через пять минут, и мне нужно ожерелье.

Уокер не хотел оставлять ее даже на секунду, но более подходящего момента может не представиться. Взяв свою трость, он обошел стеклянную витрину и направился к мужскому туалету. Персидский ковер поглощал звуки шагов.

Выходя из демонстрационного зала, он кивнул одному из охранников в штатском в сторону Фейт,

– У нее были неприятности с тупым как пень сукиным сыном, который не понимает ни слова из того, что ему говорят, – растягивая слова, сказал Уокер. Произнося их, он пожимал руку охранника и совал в нее десятидолларовую бумажку. – Последи за ней, пока я не вернусь, ладно? Всего минуту.

  40