— Получи, — пробормотал он, передавая Джессике конец косы.
Она схватила ее трясущимися пальцами, сожалея о том, что это было не горло Вулфа. Ее взгляд красноречиво говорил, о чем она сейчас думала.
— Я к твоим услугам, — сказал он серьезно.
Более не доверяя себе, Джессика повернулась и захлопнула крышку чемодана, снова заперла его и подошла к последнему. Открыв его, она увидела, что он полностью забит бигудями, одежными щетками, утюгами, оберточной бумагой, постельным бельем, туалетными принадлежностями.
— Нет! — выдохнула потрясенная Джессика.
— Есть проблемы? — спросил Вулф, удерживаясь от смеха.
— Я потеряла чемодан.
Он сосчитал чемоданы. Шесть.
— Они все на месте.
— Этого не может быть!
— Почему?
— Я еще не упаковала экипировку для езды на лошади, а все чемоданы уже полны.
Вулф покачал головой.
— Я этому почему-то не удивляюсь. Подай-ка мне оберточную бумагу.
— Зачем?
— Помогу тебе паковать.
— Какое отношение имеет оберточная бумага к упаковке?
Вулф искоса посмотрел на Джессику.
— Оберточная бумага предохраняет вещи от образования складок.
— Складок?
— Ну да, складок, которые ты затем удаляешь с помощью утюга.
— Это ты так делаешь?
— Нет. Так делаешь ты. Гладить — обязанность женщин. Как и стирка, сушка и хранение вещей.
— А что делает муж, пока жена работает?
— Опять пачкает вещи.
— Право же, обязанность, достойная обложения налогом, — саркастически заметила Джессика.
Вулф погасил улыбку.
— В любое время, когда ты захочешь вновь стать леди Джессикой Чартерис, чтобы отдавать распоряжения горничным и прислуге, дай мне знать.
— Перестань болтать, мой лорд. И мы доживем до времен более приятных для нас обоих.
2
Джессика пошевелилась во сне и придвинулась ближе к теплу: заря принесла прохладу.
— Ради бога, — пробормотал Вулф.
Пробуждаясь, он почувствовал на себе тяжесть и тепло. Когда маленькие руки скользнули ему под пальто в поисках тепла, сердце у него учащенно забилось. Не просыпаясь, Джессика уткнулась ему в шею и вздохнула.
Вулф закрыл глаза, однако это не помогло. Ничто не могло вытравить из его памяти ослепительно белую грудь Джессики с розовыми горошинками сосков, которые смотрели на него из разорванного пеньюара. До того момента он никогда не позволял себе думать о своей рыжеволосой малышке иначе как о ребенке.
Зато сейчас Вулф не мог думать практически ни о чем другом, кроме как об этой волнующей груди.
Он испытывал непреодолимый страх каждый раз, когда во время движения дилижанса Джессика засыпала. При толчках и резких остановках она в любой момент могла оказаться на полу. Он постоянно поддерживал и подхватывал ее, затем наконец уложил ее, сонную, себе на колени, и дыхание Джессики смешалось с его дыханием. Он ловил себя на мысли, что страстно желает ее, и это бесило его, потому что он знал: ответного желания у нее нет.
И даже если бы оно было, Вулф не пошел бы на это. Джессика не сможет быть его женой. И даже самое большое желание не в силах что-либо изменить.
Тем не менее теплое дыхание Джессики, когда он нагнулся к ней, подействовало на него, как вино. Мягкость ее груди манила и влекла, хотелось положить на нее руку и ласкать ее. Сладостная тяжесть ее бедер, касающихся его возбужденной плоти, обрекала его на мучения, которые он одновременно и благословлял, и хотел бы поскорее прекратить.
Джессика пробормотала что-то во сне и зарылась в Вулфа, зная лишь то, что он — источник тепла, а весь мир — это холод. Когда ее губы коснулись его кожи, он ощутил болезненный прилив желания во всем теле.
— Проснись, черт возьми, — сказал Вулф, сдерживая дыхание. — Я ведь не пуховая постель, которая служит для удобств вашей милости.
Когда Джессика издала протестующий возглас и прильнула к Вулфу еще теснее, его руки прижали ее к себе вопреки тому, что он только что в сердцах сказал.
Он вгляделся в ее лицо: кожа Джессики потускнела, под глазами появились темно-лиловые круги. Вулф стал уговаривать себя, что виноват в этом мутный рассвет, з не утомление. Однако он знал, что это не просто игра света. Путешествие в дилижансе — нелегкое дело даже для мужчин. Для молодой девушки, привыкшей к удобствам, оно было тяжелым испытанием на выносливость.
«Черт побери, Джесси. Почему ты не сдашься и не вернешься туда, где ты у себя дома?»