Особенно,... 
21 
— Давай, полей меня, уноси мои припасы, поднажми, расплющь меня, я промолчу, не пророню ни стона, никто не способен терпеть так, как я, и, когда ты уже перестанешь существовать, потому что слишком много выплюнула на меня, я всё ещё буду здесь.
Иногда я покидала своё убежище, чтобы улечься на жертву и разделить её участь. Я выбирала самый восхитительный момент, когда дождь лил как из ведра — последняя кулачная схватка, та фаза битвы, когда убийца градом осыпает ударами, без остановки, с гулким треском ломающегося скелета.
Я пыталась держать глаза открытыми, чтобы смотреть врагу в лицо. Его красота была ошеломляющей. Грустно было думать, что рано или поздно он проиграет. В этой дуэли я выбрала сторону врага. Я обитала на земле, но болела за небеса: они были гораздо соблазнительнее. Ради них я готова была на измену.
Нишио-сан приходила, чтобы насильно вернуть меня под крышу террасы.
— Ты с ума сошла, ты заболеешь.
Пока она снимала с меня мокрую одежду и растирала меня полотенцем, я смотрела на водяной занавес, который продолжал своё плеонастическое творчество: борьбу с землёй. Мне казалось, что я живу в гигантской мойке для машин.
Можно быть унесённым дождём. Это временное превосходство называется наводнением.
Уровень воды в квартале поднялся. Этот феномен повторялся в Кансае каждое лето и не считался катастрофой, его предвидели и к нему готовились, оставляя, например, о-мизо (досточтимые водосточные трубы) открытыми на улице.
На машине нужно было ехать медленно, чтобы избежать слишком сильных брызг. Было похоже на корабль. Сезон дождей восхищал меня самим названием.
Маленькое Зелёное Озеро разлилось почти в два раза, поглотив прибрежные азалии. У меня было вдвое больше места для купания, и мне казалось восхитительным иногда чувствовать под ногами цветущий кустик.
Однажды, воспользовавшись временным затишьем, мой отец захотел прогуляться по кварталу.
— Ты пойдёшь со мной? — спросил он, протягивая мне руку.
От такого не отказываются.
И мы зашагали вдвоём по затопленным улицам. Я обожала гулять с отцом, который, отдавшись своим мыслям, позволял мне делать любые глупости, какие я хотела. Моя мать никогда не позволила бы мне прыгать в потоки воды у края тротуара, пачкая платье и отцовские брюки. А он этого даже не замечал.
Это был настоящий японский квартал, тихий и красивый, по краям которого тянулись стены с японской черепицей, в садах виднелись гинкго[14]. Чуть дальше улочка превращалась в дорогу, которая вилась по горе к Маленькому Зелёному Озеру. Это был мой мир: он был дан мне, единственный раз в жизни я чувствовала себя дома. Я протянула руку, чтобы взять руку отца. Всё было на месте, начиная с меня, когда я заметила, что моя рука была пуста.
Я посмотрела по сторонам: кругом никого. Секунду назад, я была в этом уверена, здесь был мой отец. Стоило мне отвернуться на мгновение, и он дематериализовался. Я даже не заметила, когда он выпустил мою руку.
Меня охватила страшная тревога: как мог человек так просто улетучиться? Люди так ненадёжны, что их можно потерять без всякой причины и объяснений? Не успеешь и глазом моргнуть, как такой внушительный человек может исчезнуть?
Вдруг я услышала отцовский голос, который звал меня, без сомнения раздававшийся с того света, так как я напрасно осматривалась вокруг, его нигде не было. Казалось, его голос преодолевал вселенную, пока доходил до меня.
— Папа, ты где?
— Я здесь, — ответил он спокойно.
— Где здесь?
— Не двигайся и особенно не наступай на то место, где я стоял.
— А где ты был?
— В метре от тебя, справа.
— Что случилось?
— Я под тобой. Одна сточная канава была открыта, и я туда упал.
Я посмотрела на место рядом со мной. В середине улицы, превратившейся в реку, не было видно никакого люка. Но, приглядевшись, можно было заметить что-то вроде водоворота, который должен был означать крышку стока.
— Ты в мизо, папа? — весело спросила я.
— Да, милая, — ответил он спокойно, чтобы не испугать меня.
Это было его ошибкой: лучше бы он заставил меня паниковать. Я совсем не испугалась. Напротив, это происшествие показалось мне жутко смешным и совсем не опасным. Я разглядывала водяную дыру, которая поглотила отца, и была очарована тем, что он может разговаривать со мной через водяной заслон: мне хотелось попасть к нему, чтобы посмотреть, какова была его водяная обитель.
— Тебе там хорошо, папа?
21 
