42 
У окна ударила автомобильная дверца, всхрипел двигатель «Волги», снег сухо затрещал под скатами.
Подорогин машинально натянул шапку на голову и тоже пошел из комнаты. Площадка вокруг будки оказалась пуста. Не было ни «Волги» Кузьмича, ни «девятки» Радована Михеича. Из темноты, слабо подкрашенной светом из окна, опускались редкие призрачные хлопья. Без особых предвкушений Подорогин обошел будку и заглянул в черную анфиладу галереи-въезда: никого. В ватной тишине звук собственного дыхания казался ему таким громким, будто он накрыл голову коробкой. На уровне невидимого горизонта ощущался плоский, равномерно приливающий, как волна, шум шоссе. Подорогин сжал и выпустил в кармане телефон и возвратился в будку. Сев на место Луизы Раульевны, он взял микрокассету и рассеянно вертел ее в пальцах. В детстве у него была забава ума: оказавшись в незнакомом месте, вообразить себя идиотом, забывшим обратную дорогу. Когда много лет спустя из учебной части в Могилеве-Подольском их взвод откомандировали на военный аэродром подо Львов, он так пропустил вечернюю поверку. Хотя скорее это было следствие отравления, а не забавы: весь день с рядовым Фалько они лакировали паркетные полы в одном из гостевых особняков, предназначенных под свиту грядущей проверки министерства обороны и под самого Соколова. Был душный украинский май. И был выданный один на двоих противогаз, в котором, мало того что разило гнилой слюной Фалько, оказался испорченный впускной клапан. В общем, выйдя под ночь из особняка, Подорогин обнаружил себя не в казарме, а посреди гигантского, укоренившегося на дне карьера склада ГСМ. Уходящие в небо цистерны, переплетения трубопроводов, разливы керосина в металлических ущельях — все это представилось ему тогда основанием некоей грандиозной надстройки, которую он должен был непременно обнаружить. Склад не охранялся — Подорогина непременно пристрелили бы. Старшина-сверхсрочник, занятый в то же время наполнением мятой двухсотлитровой емкости на ручной тележке, застал его за упражнениями, возмутившими даже полнощного татя: разбросанными пальцами Подорогин измерял высоту опорных свай, вычислял приставлением стоп расстояние между цистернами, а при оклике попытался спрятаться в дренажной траншее…
Встав с табурета и выпрямившись, как будто собирался шагнуть в воду, Подорогин толкнул дверь в подсобку.
От порога полого вниз уходили дощатые ступени.
Он пригнулся: метром ниже уровня земли чернел металлический люк. Ступени, набитые по голому дну короткой покатой жилы, обрывались на тронутой ржавчиной раме. Чувствовался слабый ток тепловатого, пахнущего смазкой воздуха. От люка под землю вела узкая, точно сверло, винтовая лестница. Стоять возле люка можно было только откинувшись назад, при этом голова все равно упиралась в косой потолок. Подорогин сошел по винтовой лестнице настолько, что его глаза оказались на уровне последней перекладины. В бетонированной кромке люка он увидел щель с утопленной крышкой. Мысль о том, что, опустись он ниже этой щели, этой крышки, и обратного хода уже не будет, занимала его до тех пор, пока он не вспомнил: и без того уже не будет, не возвращаться же в город пешком.
Не спеша, но и не слишком заботясь о тишине схождения — железные ступени были податливы, как клавиши, — он спустился по лестнице и встал в начале такого же узкого коридора. Подбитые змеящейся сцепкой кабелей стены поросли мхом и плесенью. На сводчатом потолке трепетали какие-то гнилые хлопья. Подорогин оглянулся: свет из комнаты едва достигал основания лестницы. «С Богом», — подумал он и, запнувшись после микроскопического крестного знамения, застегивая пальто, пошел в темноту.
Метров через пятьдесят коридор раздваивался. Налево был тупик. Вправо круто сходила обширная, с остатками стеллажей по ощутимо подросшим стенам галерея. Ряд обрешеченных, тлеющих вполнакала плафонов под потолком. Застарелый, антикварный какой-то запах кала. На полу зачастила керамическая плитка. У выхода из галереи, подпертого пустым дверным проемом, к стене прислонялся большой стенд. Подорогин провел ладонью по заросшей сухой грязью поверхности: «Члены Политбюро ЦК КПСССР». Слепые поля портретов, кроме выдранного по самые очки Суслова, были заклеены игральными картами. Вознесенному поверх прочих прямоугольнику Брежнева соответствовал туз пик. Пустому окну «Пельше Арвид Янович, член Политбюро ЦК КПСССР с 1966 г.» в нижнем ряду — подгулявшая крестовая шестерка. Подорогин пригляделся: карты самодельные, клеенчатые либо из кожи. Он еще раз провел рукой по заглавию: «…ЦК КПСССР».
42 
