Лёгкий, ненавязчивый романчик 
61 
Леонид Георгиевич подтолкнул пистолет к Подорогину и завозился на табурете, словно тот был посыпан горячими углями.
— Обещаю вам, — сказал он, — клянусь, что мы тут ни при чем! Да: координаты заказчика и исполнителя нам известны. И что? Вы представляете, в каком свете это все будет выглядеть, если мы выложим подобную информацию — им, — Леонид Георгиевич кивнул в сторону прихожей, — без какой бы то ни было доказательной базы? Что это будет, я вас спрашиваю?
Подорогин убрал пистолет в карман и хотел закурить, однако в застеленной фольгой упаковке обнаружились только табачные крошки. Смяв пачку, он понюхал ее в кулаке.
— Послушайте, вы не курите?
— Бросил, — удивленно ответил Леонид Георгиевич, не ожидавший вопроса.
— Айн момент. — Подорогин вышел из кухни.
В прихожей, к его удивлению, уже никого не было. Труп Щапова был прикрыт черным пластиковым мешком. Вокруг подгустевшей лужи крови расплывались пузырчатые следы подошв и потеки талой воды. Пробравшись по узкому перешейку между пластиковым мешком и пустыми банками, Подорогин выглянул в подъезд. Тут же, у порога, навалившись на стену, полукурил-полукемарил меднощекий гигант. Из-за двери соседской квартиры доносился женский плач и чириканье рации. Подорогин жадно вдохнул дым дешевой папиросы и возвратился на кухню.
На столе за время его отсутствия появилась запечатанная бутылка «Столичной», два граненых стакана и банка рыбных консервов. Леонид Георгиевич, кряхтя, нарезал черствый бородинский кирпич. Подорогин сел на свое место.
Покончив с хлебом, Леонид Георгиевич отложил нож, сгреб крошки, закинул их себе в рот, прожевал и спросил:
— Чего ж вернулись?
Подорогин не ответил.
Леонид Георгиевич принялся открывать консервную банку. На стол тотчас потекло масло. Большой палец левой руки экс-следователя был обернут пропитавшейся кровью салфеткой. Подорогин повертел бутылкой, не поднимая ее. Упаковка пробки и акцизная марка были целехоньки.
— Эти молодцы ни на секунду не задержали бы вас, — сообщил Леонид Георгиевич. — Так — почему?
Подорогин взял ломтик хлеба и стал жевать его.
— А я, Василь Ипатич, скажу — почему. — Леонид Георгиевич отставил банку и облизал испачканную ладонь. — По той же самой причине, по которой вы нынче не смогли заглянуть на антресоли. Короче говоря, причина — не предследствие, именно причина — ваша интуиция. Ваше собачье чутье тупика.
— Что?
Леонид Георгиевич расхохотался.
— А что ж вы хотели? И почему, позвольте спросить, вы еще здесь, а не под антресолями или на кладбище?
— Да при чем тут антресоли? — воскликнул Подорогин. — Можете вы говорить толком?
Леонид Георгиевич сокрушенно качал головой.
— …Думаете, я не вижу, что происходит? — продолжал Подорогин, закипая. — Эти хреновы бумажки, антресоли, фотографии…
— Стоп-стоп-стоп! — вскинул ладони Леонид Георгиевич. — Минуточку. Во-первых, я действительно вижу, что в происходящем-то вы не понимаете ни хрена. Хреновы бумажки и антресоли не приведут вас ни к чему Не тешьтесь пустыми исчислениями. Во-вторых, полной картины не могу дать вам и я. Потому что сам не знаю ее. Ваше отношение к нынешнему разговору как к диалогу на развилке и вопросительно, и непродуктивно.
— То есть я могу идти? — тихо сказал Подорогин. — Прямо сейчас?
— Можете. Прямо сейчас. — Леонид Георгиевич взял бутылку и, щурясь, что-то внимательно читал на этикетке. — Прямо отсюда… — Взболтав водку, он поставил бутылку обратно на стол и, любуясь вихрящимися пузырьками, обратился не столько к Подорогину, сколько к пузырькам: — Только позвольте полюбопытствовать: куда? — Пузырьки стали исчезать, и Леонид Георгиевич снова взболтал водку. — Странная штука: мы откуда-то взяли, что мы свободны. Более того — что вольны употреблять эту нашу свободу в любом направлении без отрыва от пропитания.
Подорогин вытащил ноги из-под тесного стола и облокотился на угол, обмяк в спине.
— Пить будете? — спросил Леонид Георгиевич.
Подорогин без единого слова снял с посудной полки чайную чашку, понюхал ее, откупорил бутылку и налил себе водки. Из двух пустых стаканов на столе Леонид Георгиевич демонстративно наполнил тот, что находился ближе к Подорогину, отпил глоток и закусил хлебом. Свою порцию Подорогин взял в один прием, без закуски, и мотнул головой, стряхивая слезы. В подъезде что-то с лязгом ударило по железным перилам, послышалась неразборчивая сонная брань.
61 
