Особенно,... 
165 
— Там очень тихо, — проговорила она. — Наверное, они все молятся за спасение твоей души.
— Им бы следовало молиться за спасение твоей души. Если, конечно, она у тебя еще есть.
Сабрина прикрыла окно, отрезав комнату от внешнего шума и дуновений легкого ветра. В помещении воцарилось спокойствие, которое сейчас казалось Моргану более тягостным, чем шумные ссоры и вечные надоедливые претензии его соплеменников.
— Если ты пришел нас ограбить, — сказала Сабрина, откладывая гребень, — то все драгоценности матушки находятся в сундучке под полом в углу, там отодвигается одна доска. И еще на столе лежит золотая табакерка. А церемониальный палаш Камеронов висит на стене над камином. Он вообще-то принадлежит тебе по праву. — Так же как ты?
На щеках Сабрины появился легкий румянец, но тут же бесследно исчез, лицо вновь стало бескровным, ничего не выражающим. Тогда Морган решил перейти в решительное наступление, его громкий голос будто рассекал острым мечом надушенную стылую атмосферу светелки.
— Я пришел отнюдь не ради того, чтобы забрать что-то. Напротив, я пришел вернуть нечто принадлежащее тебе.
С этими словами он достал из кармана и небрежно бросил на колени Сабрины засохший букет полевых цветов.
Помимо воли больная выдала свои чувства, начав собирать трясущимися руками рассыпавшиеся мелкие цветочки. Потом, сообразив, что делает, всхлипнула, уронила руки на колени сломленными крыльями; нижняя губа жалобно вздрогнула. Морган придвинулся ближе.
— В чем ты пытаешься себя убедить, детка? — мягко спросил он. — Стараешься себя уговорить, будто поступаешь благородно? Считаешь, что приносишь себя в жертву, дабы гарантировать мне свободу?
— Ты заслуживаешь большего и лучшей доли, — едва слышно пролепетала Сабрина; крупная слезинка сползла с кончика ресницы и напоила влагой сухие цветы. Морган встал на колено возле кушетки.
— Ты абсолютно права, — горячо заговорил он. Его страстность вывела Сабрину из полузабытья и вынудила прямо взглянуть в глаза мужа. — Ты обманывалась, детка. Ты лгала мне и лгала себе. Ты не самая отважная и не самая благородная. На самом деле, Сабрина Камерон, ты всего лишь жалкая трусиха. Даже если бы у тебя были здоровые ноги, очень сомневаюсь, чтобы твоя душа способна была выдержать груз настоящей полнокровной жизни.
Сейчас уже слезы бежали ручьем по бледным щекам Сабрины, но Морган старался не обращать на это внимания, как и на легкое жжение в собственных глазах.
— Но в одном отношении ты оказалась абсолютно права, — продолжал Морган. — Ты действительно меня недостойна и не годишься на роль моей жены. Мне нужна мужественная женщина, которая бы находилась рядом со мной в лихую годину и минуты радости, и не важно, будет ли она стоять на собственных ногах либо сможет лишь подняться на колени. Мне не нужна подруга жизни, которая бросит меня в трудную минуту, сбежит, если ей покажется, будто все складывается не по ее желанию. Ты совершенно права, Сабрина, такая женщина, как ты, не может быть моей женой.
Морган поднялся и выпрямился во весь рост. Хотя сердце сжималось острой болью, постарался говорить бесстрастно, почти равнодушно.
— Прощай, детка. От всей души желаю здоровья и счастья. Не поминай лихом. Я…
Но он не смог выдержать взятый тон, самообладание ему отказало. Накатили былые разбитые надежды и мечты, к горлу подступил комок. Морган наклонился и поймал на кончик загрубевшего пальца крупную слезинку, медленно катившуюся по бледной щеке, более драгоценную для него, чем все бриллианты мира.
Сабрина умоляюще смотрела на мужа, и, если бы сейчас вымолвила хоть слово, хоть полслова, Морган бы остался, но она по-прежнему хранила молчание, которое изначально стало главной причиной разлуки. Великан сжал кулак, уничтожив слезинку, которую так хотел сберечь, круто развернулся и вышел из комнаты, не сказав больше ни слова.
Сабрина откинулась головой на подушку, прислушиваясь к затихающим вдали шагам возлюбленного. Слетевшие с его уст жестокие слова рвали душу, потому что они были справедливы. Все ее благородные порывы были на самом деле не более чем жалким притворством, издевательством над возвышенной идеей самопожертвования. Она не захотела рисковать, испугалась, решив, что Морган может отвергнуть ее, калеку, а Макдоннеллы наверняка поднимут на смех, и тогда в голову пришло единственное, казалось, верное решение — нанести удар первой. Да, она не могла ходить, но увечье не помешало ей убежать, скрыться в своей скорлупе.
165 
