Особенно,... 
38 
Но эта сказка заканчивается. Вчерашний ужин и последовавший за ним роскошный бал в отеле «Аламо» были ее последним официальным появлением в этом городе. Конечно, впереди еще будет много балов, скачек, банкетов в других городах. Но ей уже не доведется присутствовать на них.
Монтильон сказал ей, что настоящая принцесса должна приехать в Сан-Антонио завтра утром.
К своему удивлению и огорчению, Робби Энн почувствовала, как на глаза ей навернулись слезы. Она никогда не была сентиментальной и не тратила время на мечты о том, чего не могла получить. А теперь, стоя на балконе отеля в Техасе, она плакала, потому что ей ничего не оставалось, как вернуться на свое прежнее место в салун «Серебряный доллар» и рано или поздно снова соединиться с беспечным любовником Британцем Бобом.
Поглощенная тревожными мыслями, девушка вздрогнула, услышав звучный голос Монтильона:
— Дитя мое, уже светает, почему ты не в постели? Не желая показывать ему своих слез, она быстро заморгала и, не оборачиваясь, ответила:
— Я… я как раз собиралась пойти лечь спать. Обеспокоенный придворный подошел к ней.
— Что ты делаешь здесь одна? — спросил он, нежно сжав ее руку.
Робби улыбнулась, но не решилась ответить или даже посмотреть на него. Тревожно нахмурившись, Монтильон осторожно повернул ее к себе и увидел слезы, застывшие на длинных ресницах.
— О моя дорогая, — прошептал он, сразу все поняв. — Ты печальна, и я понимаю тебя.
— Печальна? Да с чего бы мне печалиться? — ответила она, горько улыбнувшись. — Сказка про Золушку закончилась. Но причины для печали нет.
— Это все по моей вине, — сокрушенно проговорил он.
— Нет-нет, — возразила она, взяв чистый платок, который он протянул ей, чтобы вытереть слезы. — Это моя вина.
Монтильон покачал седой головой.
— Тебя не в чем винить, дитя мое. Я не должен был делать этого с тобой.
— Не должен? Дать мне две недели, которые стали самыми лучшими за всю мою жизнь? Не смешите меня, Монти! Я очень рада, что вы сделали это. — Но слезы снова заблестели на ее глазах.
— Нет, это была ужасная ошибка, — виновато посмотрел на нее Монтильон. — Это было неверно. Я не подумал о твоих чувствах, когда…
— Я с радостью сыграла роль принцессы, — перебила она. — И я счастлива, что у меня была эта возможность. Правда. Кроме того, это была моя лучшая роль, — сквозь слезы улыбнулась Робби Энн.
Монтильон был глубоко тронут. Он по-отечески обнял Робби за хрупкие плечи.
— Если это хоть как-то утешит тебя, то я хочу сказать, что ты — образцовая принцесса.
— Была образцовой принцессой, — поправила она. Похлопав ее по спине, он вздохнул.
— Дитя, мы часто вопрошаем свою судьбу. Я сам тоже часто задавал себе вопрос, почему я не сидел на троне Харц-Кобурга вместо старого короля.
— Правда? — Она удивленно посмотрела на него, не веря, что у него могли быть такие крамольные мысли.
— Да, — признал он с горькой усмешкой. — Но не часто. В общем, я доволен своей жизнью. Я нужен на своем месте, и в этом мое утешение. Кроме того, только представь себе все обязанности, которые должен исполнять правитель! Они постоянно заботятся о финансовом состоянии своего королевства. Вся их жизнь — это бесконечное служение государству, они словно находятся в тюрьме. У них нет свободы. Даже если они выбирают супруга, то делают это исходя из интересов королевства. Любовь не имеет ничего общего с королевским браком. Монархи подчиняются разуму, но не сердцу. — Монтильон умолк, надеясь, что ему удалось хоть немного утешить Робби.
Почувствовав себя несколько увереннее, Робби Энн вдруг сказала:
— Знаешь, Монти, если бы я была принцессой, я бы не имела ничего против брака с каким-нибудь титулованным богачом ради спасения королевства. Пусть даже он будет в два раза старше меня. Меня всегда тянуло к пожилым мужчинам. — Она задумчиво добавила: — Может, это потому, что я никогда не знала своего отца.
Монтильон кашлянул, а затем быстро сменил тему разговора.
Глава 18
— Простите меня, капитан, — заговорила принцесса. — Я думаю, нам пора отдохнуть.
— Когда мне понадобится твое мнение, я спрошу его, — не оборачиваясь, бросил Вирджил. — А до тех пор держи его при себе.
Лицо Марлены вспыхнуло, и она раздраженно заявила:
— Знаешь, мне не хочется говорить этого, но…
— Так и не говори, — перебил он.
Раздражение перешло в ярость, и она закричала на него:
38 
