25 
Следующим на пресс-секретарской должности около года пробыла загадочная птица, которая во время одного из переворотов, происходивших при главе чуть ли не ежегодно, стремительно перелетела на правильную сторону. Тем не менее и эта птица оказалась не тем, чем казалась: после года ее вполне безликого пресмыкания выяснилось, что это вообще рептилия в чистом виде, рожденная ползать и в силу этой причины летать не могущая. Где ей было поспеть за мыслью главы! На верной же стороне она оказалась лишь потому, что по вечной пресмыкательской медлительности не успела переползти на противоположную. Глава без сожаления прогнал нелетающего секретаря и задумался о новом. Тут-то администратора и осенило.
Надо сказать, что лучшего выбора сделать нельзя: обладая солидной внешностью и ястребиным взглядом, ястреб женский никаких хищнических качеств сроду не имел. Он питался печеньем, не выносил не то что мяса, но и вида крови, а главное, был совершенно ручным. При первом представлении главе его нового пресс-секретаря последний произвел на придворных самое благоприятное впечатление.
— Серрежа хорроший! — воскликнул пресс-секретарь, расшаркиваясь и рекомендуясь.
— Сойдет, — сказал глава. — С ястребом на плече — это стильно. Типа ведун.
С тех пор он предпочитал появляться на людях исключительно с верным секретарем, который отменно вписался в новую роль. Выступая на регулярных встречах с журналистами, ястреб женский окидывал их ястребиным взором и бодро сообщал:
— Ррукопожатие кррепкое! Рработает в ррезиденции! Бодрр!
Дамы были от него без ума:
— Душка!
Случались, правда, и курьезы. Главу не предупредили, что его новый помощник обладает чертами хамелеона. Однажды, когда глава выехал на какой-то корабль Северного флота, оперативная птица перекрасилась в патриотические цвета, и вождь, не признав ближайшего помощника, на полном серьезе спросил его самого: «А где ястреб женский?» Но команда немедленно обратила все в шутку — этим навыком птица-пресс-секретарь обзавелась в первую очередь. Когда вождь неожиданно вспоминал свое партийное прошлое и временно перевоплощался в обкомовца, заявляя на весь мир, что мы в случае чего перекусим глотку кому угодно (такие проговорки случались у него раз в год, обычно в Азии), сметливый ястреб немедленно заявлял:
— Перреводчики перрестарались! Перревожу прравильно: пррезидент прредложил пррисутствующим перрекусить!
Инцидент немедленно разрешался к общему удовольствию.
Перелом в карьере птицы настал внезапно: столичный мэр, втайне мечтавший о верховной власти, но панически боявшийся хоть как-то это обнаружить, стал постепенно набирать себе команду новых имиджмейкеров. Прежде он по большей части (как оно и принято было в тех краях на должности наместника) пользовался услугами муравьедов, известных столь длинными и гибкими языками, что подставляться под их облиз — одно удовольствие. Вся команда столичного градоначальника по команде «Ноблесс оближь!» демонстрировала чудеса благоговения, и можно смело сказать, что такого отряда лизунов не было и у самого Гарун-аль-Рашида в его лучшие времена. Однако взять власть с одними муравьедами — задача неразрешимая, и градоначальник затаил мечту переманить к себе пресс-секретаря.
Однажды после особенно теплой встречи глава, лаская столичного мэра взглядом, спросил:
— Чего ты хочешь? Исполню любое твое желание, хотя бы ты и пожелал взять в жены дочь мою!
Заметим кстати, что глава втайне надеялся именно на такую просьбу, которая не только польстила бы его отцовскому чувству, но и избавила бы от постоянного соседства злобной девчонки, совершенно замучившей его советами по имиджу и сомнительными дружбами. Но столичный градоначальник, набравшись храбрости, ляпнул:
— Подари ты мне ястреба женского!
Именно в этот момент между градоначальником и главой пролегла та роковая трещина, которая со временем превратилась в бездну, кишащую гадами. Чего только не говорили о причинах вражды — тут и ревность к власти, и зависть к кепочке, и даже темные слухи о несходстве литературных вкусов, — но истинная причина была в том, что градоначальник попросил у главы не то, с чем он охотно расстался бы, а то, что было ему необходимо как воздух. Однако царского слова назад не берут. Глава на прощание сжал птичку в крепкой руке, а потом широким жестом протянул градоначальнику:
25 
