52 
Но наблюдения, последующий анализ и выводы у Натальи Степановны получались только на бумаге. В жизни никак не выходило. Поэтому кандидатские и себе, и мужу она написала. И доктором наук стала. Уже самостоятельно, потому что супруг покинул медицину – надо было кормить семью. Зарплаты двух ассистентов кафедры не покрывали нужд двоих взрослых и двоих детей – каждую свою диссертацию Ниязова «отмечала» немедленно наступающей беременностью. Безымянный стал Шефом. С Ольгой стало то, что стало. И Ниязова наконец-то взобралась на коня. Конь оказался деревянным и шатким. Учитывая, что Наталья Степановна Ниязова пришпорила его с места в карьер, то, кроме себя, некого винить в том, что она больно с него шлёпнулась оземь.
Хотя профессор Наталья Степановна Ниязова во всём случившемся винила исключительно профессора Елену Геннадьевну Кручинину. Наталья Степановна любила Шефа, несмотря на жён, Ольгу и всех-всех-всех, но с появлением – и всё большим проявлением – в его жизни Елены Геннадьевны она его возненавидела. И его, и её.
Трагедия провинциала, получившего московскую прописку, учёные степени и звания и даже вожделенную шубу. Песни, стихи, романы, обряды выучил. Жилище получил. Новое умение хорошо держать себя в обществе не помогло. Потому что умения наблюдать и способности анализировать Наталья Степановна Ниязова так в себе и не развила. А жаль. Это было бы прелестно: гонористая морская свинка с аналитическим складом ума.
Ни учёного, ни клинициста, ни добротного амбулаторного лекаря из неё не вышло. Колбасу в гастрономах она покупала запросто. В театре давно не была. Последние лет десять, кажется… Редкие прогулки по центру вызывали лишь глухое раздражение.
«Надо было оставаться в центральной районной больнице… Или поступать на ветеринарную медицину… Или никогда не приезжать в Москву… Или не родиться…»
К несомненным научным достижениям доктора наук, профессора Натальи Степановны Ниязовой следует отнести обмусоливание темы гиперпластических процессов у женщин предклимактерического возраста, пережёвывание некоторых аспектов сахарного диабета у беременных. К педагогическим – с десяток защитившихся под её руководством кандидатов медицинских наук, семь из которых после долго лечились в клинике неврозов. К общественно-политическим – активное, но безрезультатное метание из стороны в сторону. К личным – полную утрату любви и взаимопонимания с мужем, отсутствие близости с дочерьми. Отец её умер, когда Наталья собиралась на какой-то второстепенный конгресс по мало интересующим её вопросам гинекологической эндокринологии, но она всё равно поехала, потому что поехал Шеф. Он, что правда, всё время не отходил от Кручининой, которая, бесчувственная гадина, не имущая ничего святого, наговорила Ниязовой на банкете:
– А и правда, Наталья Степановна, чего ехать-то? И без вас закопают, не так ли? Без вас консультанта из Москвы отсылали старику с уже неоперабельным раком простаты, без вас золадекс поездом передавали. Без вас и закопают. Всё правильно. Пошли, Лёш. Мне за этим столом трудно дышать. Хотя ни анемии в организме, ни петли на шее.
И Шеф пошёл за этой, как верный пёс за любимым хозяином. Хозяйкой.
Но самой главной заслугой Натальи Степановны Ниязовой перед всем прогрессивным человечеством по праву считается следующее: она так ни разу толком и не оперировала. Ассистировала только прекрасным хирургам. Правда, пару раз прорывалась в операционную, когда находились пациентки, верящие в учёные степени и звания, а не в разум и лекарский талант. Но и тогда всё было прекрасно: она всё так же ассистировала, хотя в журнале родов и в операционных протоколах напротив графы «Оперировал» гордо реяло: проф. Н.С. Ниязова. А уж напротив «Ассистировал» стояла фамилия настоящих профессионалов. Зачастую вовсе без степеней. Последние не обижались. Лишь бы нерушимая коллегиальность, мир во всём мире и адекватная топография брюшной полости пациентки были сохранены.
Да и ветеринария у Натальи Степановны Ниязовой в большом долгу. Свиньи благодарно хрюкают, коровы стыдливо мычат, лошади бестактно ржут. Учёными степенями, званиями и гонором животным мозг не запудришь, красноречие у них не сильно котируется на рынке ценностей. Одним словом – iners negotium.[21]
На самом деле из Натальи Степановны Ниязовой мог выйти прекрасный учитель русского языка. Если судить по тому, с какой тщательностью она исправляла грамматические ошибки и стилистические описки в диссертационных работах своих подопечных (как любому профессору, ей положены были ученики, но в данном случае это благородное слово – «ученик» – выглядит нелепо) по специальности «А&Г», совершенно не замечая методологических нелепиц, выводов, противоречащих изложенному в главе: «Статистическая обработка данных исследования», и так далее, и так далее, и так далее. Жаль. Жаль, что Наталья Степановна об этом так и не узнала. И в дальнейшем свою недюжинную энергию стала тратить не на обучение оболтусов правописанию, а на борьбу с очередным вселенским злом в североафриканских и восточноевропейских масштабах. Впрочем, и там она особенных успехов не добилась. Потому что основная личная трагедия Натальи Степановны Ниязовой заключалась в том, что, снабдив её неистово лидерскими желаниями, ей забыли наапгрейдить истинно лидерские возможности. Не говоря уже о том, что так и не поставили в известность о её настоящем предназначении, едином в трёх ипостасях: мать, жена, учительница русского языка и литературы. Очередная лабораторная морская свинка, попавшая в группу обследования не самого удачного эксперимента. Если уж и ТАМ, наверху, такое случается, то что уж на простых земных учёных пенять.
52 
