ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Ваша до рассвета

Классный романчик! Читать! >>>>>

Жестокость любви

Почти вся книга интересная. Только последние 15-20 страниц не очень. >>>>>

Больше, чем гувернантка

Понравился роман, но немного скомканный конец ...жаль ..задумка хорошая >>>>>

Игры на брачном ложе

Мне понравилось Не много нудновато начало, а дальше на одном дыхании Этот роман лучше чем история... >>>>>




  116  

Не тверди, обнимаясь с тартусцами и с вЕнцами, рассыпая мелкие искры, как метеор, — что с таких, как я, начинаются все Освенцимы, ибо всякая твердая вера — уже террор. Как я знаю всю твою зыбкость, перетекание, разрушенье границ — соблазн его так влекущ! Есть твоя вертикаль, и она еще вертикальнее, но скрывает ее туман, оплетает плющ. Я боюсь плюща — хоть растенье, в общем, красивейшее. Так узорчат лист, так слаба курчавая плеть — но за слабостью этой темнеет такая силища, что и дубу, и грабу опасно туда смотреть.

Но хоть все пески, всю пустыню словами вымости, завали цветами, чей многоцветен пир, — не тверди, не пой мне о щедрой твоей терпимости и о том, как в сравнении с нею я нетерпим! О, ты терпишь всех, как терпит белая бестия ундерменша в коросте, прикованного к ярму. Я терплю этот мир иначе — как терпят бедствие. Извини, что я иногда нетерпим к нему.

Я не все говорю, не всему раздаю названия, вообще не стремлюсь заглядывать за края — ибо есть зазор спасительного незнания, что тебе и мне оставляет вера моя. В небесах случаются краски, которых в мире нет, — немучительная любовь и нестыдный стыд. Твой пустынный Бог никогда меня не помилует, — мой цветущий тебя простит и меня простит.

ТЕОДИЦЕЯ

— На, — сказал генерал, снимая «Командирские». — Хочешь — носи, хочешь — пропей.

М. Веллер

  • Не всемощный, в силе и славе, творец миров,
  • Что избрал евреев и сам еврей,
  • Не глухой к раскаяньям пастырь своих коров,
  • Кучевых и перистых, — а скорей
  • Полевой командир, небрит или бородат,
  • Перевязан наспех и полусед.
  • Мне приятно думать, что я не раб его, а солдат.
  • Может быть, сержант, почему бы нет.
  • О, не тот, что нашими трупами путь мостит,
  • И в окоп, естественно, ни ногой,
  • Держиморда, фанат муштры, позабывший стыд
  • И врага не видевший, — а другой,
  • Командир, давно понимающий всю тщету
  • Гекатомб, но сражающийся вотще,
  • У которого и больные все на счету,
  • Потому что много ли нас вообще?
  • Я не вижу его верховным, как ни крути.
  • Генеральный штаб не настолько прост.
  • Полагаю, над ним не менее десяти
  • Командиров, от чьих генеральских звезд
  • Тяжелеет небо, глядящее на Москву
  • Как на свой испытательный полигон.
  • До победы нашей я точно не доживу —
  • И боюсь сказать, доживет ли он.
  • Вот тебе и ответ, как он терпит язвы земли,
  • Не спасает детей, не мстит палачу.
  • Авиации нет, снаряды не подвезли,
  • А про связь и снабжение я молчу.
  • Наши танки быстры, поем, и крепка броня,
  • Отче наш, который на небесех!
  • В общем, чудо и то, что с бойцами вроде меня
  • Потеряли еще не все и не всех.
  • Всемогущий? — о нет. Орудья — на смех врагу.
  • Спим в окопах — в окрестностях нет жилья.
  • Всемогущий может не больше, чем я могу.
  • «Где он был?» — Да, собственно, где и я.
  • Позабыл сказать: поощрений опять же нет.
  • Ни чинов, ни медалей он не дает.
  • Иногда подарит — кому огниво, кому кисет.
  • Скажем, мне достались часы «Полет».
  • А чего, хорошая вещь, обижаться грех.
  • Двадцать пять камней, музыкальный звон.
  • Потому я и чувствую время острее всех —
  • Иногда, похоже, острей, чем он.
  • Незаметные в шуме, слышные в тишине,
  • Отбивают полдень и будят в шесть,
  • Днем и ночью напоминая мне:
  • Времени мало, но время есть.

КОЛЫБЕЛЬНАЯ ДЛЯ ДНЕВНОГО СНА

  • В удушливом полдне, когда ни гу-гу
  • В цветущем лугу и заросшем логу,
  • И, еле качая тяжелые воды,
  • Река изогнулась в тугую дугу
  • И вяло колышет лиловые своды
  • Клубящейся тучи на том берегу, —
  • СГУЩАЮТСЯ СИЛЫ НЕЯСНОЙ ПРИРОДЫ.
  • Я слышу их рост и уснуть не могу.
  • Как темные мысли клубятся в мозгу,
  • Как в пыльные орды, в живую пургу
  • Сбивают гонимые страхом народы, —
  • В безмолвии августа, в душном стогу,
  • В теплице безветренной влажной погоды
  • СГУЩАЮТСЯ СИЛЫ НЕЯСНОЙ ПРИРОДЫ.
  • Я вижу их мощь и дышать не могу.
  • Один изгаляется в узком кругу,
  • Взахлеб допивая остатки свободы,
  • Другой проклинает недавние годы,
  • А третий бежит, норовя на бегу
  • Еще и поставить подножку врагу, —
  • Хотя их обоих накроют отходы,
  • Осколки руды и обломки породы.
  • На всем горизонте, на каждом шагу
  • СГУЩАЮТСЯ СИЛЫ НЕЯСНОЙ ПРИРОДЫ.
  • Я знаю, какой, но сказать не могу.
  • Но в это же время, над той же рекой,
  • В лиловом дыму вымывая проходы,
  • В ответ собираются силы такой,
  • Такой недвусмысленно ясной природы,
  • Что я ощущаю мгновенный покой.
  • Уже различая друг друга в тумане,
  • Они проплывают над лесом травы.
  • Имело бы смысл собираться заране,
  • Но первыми мы не умеем, увы.
  • И я засыпаю, почти замурлыкав,
  • В потоке родных переливов и бликов
  • Плывя в грозовую, уютную тьму.
  • У тех, кто клубится в лиловом дыму,
  • Всегда бесконечное множество ликов,
  • А мы остаемся верны одному.
  • Неясно, каков у них вождь и отец,
  • Неясно, чего они будут хотеть,
  • Неясно, насколько все это опасно
  • И сколько осталось до судного дня,
  • И как это будет, мне тоже неясно.
  • Чем кончится — ясно, и хватит с меня.

ОДИННАДЦАТАЯ БАЛЛАДА

  • Серым мартом, промозглым апрелем,
  • Миновав турникеты у врат,
  • Я сошел бы московским Орфеем
  • В кольцевой концентрический ад,
  • Где влачатся, с рожденья усталы,
  • Позабывшие, в чем их вина,
  • Персефоны, Сизифы, Танталы
  • Из Медведкова и Люблина, —
  • И в последнем вагоне состава,
  • Что с гуденьем вползает в дыру,
  • Поглядевши налево-направо,
  • Я увижу тебя — и замру.
  • Прошептав машинально «Неужто?»
  • И заранее зная ответ,
  • Я протиснусь к тебе, потому что
  • У теней самолюбия нет.
  • Принимать горделивую позу
  • Не пристало спустившимся в ад.
  • Если честно, я даже не помню,
  • Кто из нас перед кем виноват.
  • И когда твои хмурые брови
  • От обиды сомкнутся в черту, —
  • Как Тиресий от жертвенной крови,
  • Речь и память я вновь обрету.
  • Даже страшно мне будет, какая
  • Золотая, как блик на волне,
  • Перекатываясь и сверкая,
  • Жизнь лавиной вернется ко мне.
  • Я оглохну под этим напором
  • И не сразу в сознанье приду,
  • Устыдившись обличья, в котором
  • Без тебя пресмыкался в аду,
  • И забьется душа моя птичья,
  • И, выпрастываясь из тенет,
  • Дорастет до былого величья —
  • Вот тогда-то как раз и рванет.
  • Ведь когда мы при жизни встречались,
  • То, бывало, на целый квартал
  • Буря выла, деревья качались,
  • Бельевой такелаж трепетал.
  • Шум дворов, разошедшийся Шуман,
  • Дранг-унд-штурмом врывался в дома —
  • То есть видя, каким он задуман,
  • Мир сходил на секунду с ума.
  • Что там люди? Какой-нибудь атом,
  • Увидавши себя в чертеже
  • И сравнивши его с результатом,
  • Двадцать раз бы взорвался уже.
  • Мир тебе, неразумный чеченец,
  • С заготовленной парою фраз
  • Улетающий в рай подбоченясь:
  • Не присваивай. Все из-за нас.
  • …Так я брежу в дрожащем вагоне,
  • Припадая к бутылке вина,
  • Поздним вечером, на перегоне
  • От Кузнецкого до Ногина.
  • Эмиссар за спиною маячит,
  • В чемоданчике прячет чуму…
  • Только равный убьет меня, значит?
  • Вот теперь я равняюсь чему.
  • Остается просить у Вселенной,
  • Замирая оглохшей душой,
  • Если смерти — то лучше мгновенной,
  • Если раны — то пусть небольшой.

ДВЕНАДЦАТАЯ БАЛЛАДА

Хорошо, говорю. Хорошо, говорю тогда. Беспощадность вашу могу понять я. Но допустим, что я отрекся от моего труда и нашел себе другое занятье. Воздержусь от врак, позабуду, что я вам враг, буду низко кланяться всем прохожим. Нет, они говорят, никак. Нет, они отвечают, никак-никак. Сохранить тебе жизнь мы никак не можем.

  116