Отойти в сторону и посмотреть : Соломатина Татьяна Юрьевна : Страница

– Ненавижу насекомых. Только богомолы нравятся. Не знаю почему. Странные они какие-то… Но лапы у них! Поймают – считай всё, пропал! – Макс подхватывает Лику под мышки, легко приподнимает и целует в нос.

Они идут по укатанной тракторами стерне, опоясывающей поле меж двух перелесков. Далеко за́ полдень. Луг зелен и цветист. Но на деревьях видны первые признаки бабьего лета: струйки жёлтого на фоне крон берёзовой рощи вдали; редкие ещё, как будто стыдливые, маковые пятна клёнов…

Двадцатилетие «Большого Побега» – единственный по-настоящему семейный праздник – было отпраздновано уже несколько недель тому как. Тогда же вышло время таймера, и затвор освободил внутренний миниатюрный механизм «таблетки». Теперь её можно было открыть… Страшно? Да нет. Любопытно? Несомненно. Открываем? Подожди, подожди… Давай ещё подумаем. Всё что угодно может произойти. Мы же не знаем. Как провалимся в какую-нибудь дыру без времени… Или, не дай Бог, один из нас! Хотя… Что ж я – дура совсем, что ли… ну, та я, что… ну, ты понял… И тому подобное.

Первые три года – до свадьбы – чуть ли не каждый день обсуждали. Судили-рядили… дым коромыслом! Макс так хотел испытать на себе эти «странные» свойства времени, что за пассатижи хватался… еле удерживала. Потом понемногу успокоилось.

Малик обживался среди людей. Не то чтобы… но жить-то как-то надо. Планета маленькая. Совсем спрятаться негде, вот и приходилось подстраиваться. Но наш юный Бог учился быстро. Был мудр не по годам – не кочевряжился. Раз уж пока так – значит, пусть будет так. Разумно, согласитесь.

Но двадцать-то лет – срок немалый… Грустно звучит, правда?..

А вот и не грустно вовсе!

Игнату через месяц уже шестнадцать. В честь прадеда назвали. Отец был доволен. Мать не дождалась. Не дождалась даже того, чтобы знать… Привет, мам! Теперь-то ты понимаешь, как тяжело что-то объяснять людям, пока они… В общем, я знаю, ты радуешься за нас. Не уверена, хотела ты этого или нет, но прах твой после кремации мы отвезли на Волгу и развеяли там, в окрестных полях под Каля́зином. Ты всегда с любовью вспоминала об этом месте. Надеюсь, я тебя не подвела…

Отец последние четыре года живёт с нами. Уговорили наконец. Иногда по вечерам они с Максом играют в шахматы. Но нет-нет да проскользнёт что-то во взгляде. Так, видимо, у него и не связались какие-то ниточки узелками. Я догадываюсь, конечно, какие. Но вида не подаю. Никто не знает про Малика. Но всегда есть люди – особенно близкие, – которые чувствуют что-то. Просто понять и объяснить даже себе не могут. Вот и случаются у них минуты сомнений. Сомнений, в которых они тоже сомневаются. Жалко… Жалко, что не со всеми случается Бог… Но нам хорошо всем вместе. Малик – он мудрый. И даже не открывая себя, может являть всякие маленькие приятные чудеса. Особенно для близких. Тех, чьи ритмы сердца постоянны здесь.

То ручку отцовскую любимую – мамин подарок – в густом малиннике разыщет – зачем уж тот её в лес таскает, неизвестно. То Игнату рифмы или образы какие к месту подбросит – тот пишет что-то в блокнот. Часто. Взахлёб. Пойди за мыслью-то угонись! Тут без помощи никак… Максу вот шнурки разок на берцах развязал. Аккурат метрах в десяти от оползня. И за полминуты от него же… Мне иногда цветы к утру на столик туалетный ставит. Да не розы, хоть у нас их и полно – целый розовый сад. А странные какие-то – с длинными нежными голубыми лепестками. На ирисы похожи, но только не ирисы. Где уж берёт – не знаю. Жаль только, не стоят совсем. Я глаза открою, аромат вдохну, как издалека. Из-за морей неведомых. Или даже из-за звёздных туманностей… А они уж и тают. Не вянут, нет. А тают. Прямо на глазах. До десяти досчитаешь – и ваза уже пустая стоит…

Из нас всех только Игнат любит поговорить на эти темы. Это его желание понять можно. Когда поговоришь – и записать проще – слова вроде сами подворачиваются. А там поди разбери – сами не сами… Понимаешь ты это или нет – не важно. Чудесами дышат. Зачем их понимать…

Предыдущая страница Следующая страница

E-mail:
Пароль: