– Значит, ты думаешь, что в любом случае теперь обойдётся?
– Думаю, да.
– Тогда, может, тебе медаль дадут!
Мне вдруг становится весело.
– Дадут-то дадут. Да спрос начнётся такой, как будто вагон золота в тайге припрятал. Хотя… Может, и рассосётся. С нашей-то бюрократией…
– А мы?
– А НАС пока придётся закамуфлировать. На этой планете, в этой отдельно взятой стране, существует масса бумаготворческих гадостей, в которых ни на йоту не предусмотрены правила, как законодательно общаться с богами. В особенности если один из них представляет из себя два так себе вполне с виду человеческих тела. Причём одно – тело несовершеннолетней девицы – учащейся 10-го класса средненькой такой школы. А второе – слегка поношенное и вот уже два дня как небритое сорокалетнее тело вашего покорного слуги.
Макс подходит сзади к дивану, чуть склоняется и обнимает меня за плечи, беря мои ладони в свои и прижимаясь лицом к волосам.
Если бы я уже не умирала, то, наверное, испугалась бы. Ибо когда такие разные тела одного Бога сливаются – одно-единственное огромное сердце Малика на миг останавливается. Прежде чем сделать свой первый вдох. Вдох нового существа, родившегося во вселенной.
Макс отрывается от меня, обходит диван и садится на пол напротив:
– Можно, конечно, плюнуть совсем-совсем на всё, сбежать и романтично, как дети ганджубаса, бегать по полям за кратковременной порцией счастья. Но ведь это до первого куска хлеба, которого не окажется у нас на завтрак, правда? Нет уж. Мы сделаем иначе.
Мы всё сделаем так, чтобы ни одна веточка не шелохнулась, ни одна травинка не осталась примята нашими ступнями и ни один охотник или просто случайный прохожий не видел, как и когда мы покинем этот неуютный лес. И поступим мы следующим образом. Слегка перефразируя всеобщего нашего Михаила Советского Союза[16], «стойте там, слушайте
здесь
В Симферопольском аэропорту жарко, потно и липко. Но стоит выйти за пределы здания на улицу, как на меня тут же обрушивается запахами Крым. Букетом из акаций, пыли, каштанов и пересохших без дождей степных трав. Среди всего этого, как блёстки на лёгком вечернем платье, – дымок шашлыка, облачка раскалённой на солнце резины и снова пыль. Та самая – солнечная пыль. Запах солнца.
Меня зовут Малик. Два моих тела – на одном сумка через плечо, – взявшись за руки, идут к стоянке. Один из старых моих приятелей обещал встретить и отвезти в посёлок на побережье, к моему отцу – крепко сбитому, высокому, умному человеку. Порой немного горделивому. Может быть, даже иногда нерешительному в житейских вопросах. Но, с другой стороны, кто там разберётся в мыслях, что копошатся в головах этих странных неполных существ. У которых всего по одному телу. И мысли их половинчаты. И чувства недальновидны. И стремления пугливы. Но некоторые из этих существ близки мне. Сходными ритмами сердца. Правилами, которые мы вместе выдумываем для совместных игр. Так получилось, что мы оказались близки в бесконечном потоке жизни. Как вода оказывается близка другой воде, закручиваясь в уютной заводи маленькими водоворотами, порождёнными основным течением. Так бывает всегда. И приходит новое половодье. И новая вода, смешиваясь с застоявшейся, становится другой. И новые водовороты в новых заводях и стремнинах создают забаву или опасность для существ, далёких от восприятия вечности.
Крым – очарователен. Запахом солнца, камерностью, приветливостью, открытостью линий. Я ещё никогда не был здесь. Как в маленьком театре, глаза фокусируются на играх света и теней. Вот игрушечная гроза с ливнем, похожим на большую душевую лейку, проносится над шоссе, где мы едем. И клубы пара над асфальтом акцентируют цветочные нотки в степном аромате дороги.
А вон на сопке вдалеке развалины каменных стен. Если захотеть, то внутренним взором можно перенестись к ним поближе. И тогда видно, что каждый камень из кладки до сих пор хранит отпечатки рук трудолюбивых существ, приплывших издалека со своими семьями, чтобы жить здесь.
Толстые – с руку – стволы лозы старого виноградника. Пристально вглядевшись, увидишь мощную кропотливую работу, которой солнце внутри лозы преобразует частицы своего времени и времени земли, выбрасывая на поверхность лишь результат своих трудов – крепкие, полупрозрачные, сочные бусины ягод времени текущего.
Прибрежные скалы хранят память о вспышках и кипении недр. Об облаках обжигающего пара и пепельном снеге. Прикасаясь и проникая в кристаллические решётки их времени, понимаешь, что всё это случилось только вчера.