Последние отзывы

  16  

В общем, надув щёки (исключительно с целью не расхохотаться), я произнесла приветственный спич:

• Садитесь, я вам рад. Откиньте всякий страх
• И можете держать себя свободно,
• Я разрешаю вам. Вы знаете, на днях
• Я королём был избран всенародно,
• Но это всё равно. Смущают мысль мою
• Все эти почести, приветствия, поклоны…
• Я день и ночь пишу законы
• Для счастья подданных и очень устаю…^[4]

В гробовой тишине Сверчковский прожигал меня аргонной сваркой своего взгляда. Его маска… то есть очки – запотели. Все остальные члены комиссии уткнулись носами в стол. Декан мимикрировал и слился со стеной. Первым отмер добродушный старичок Носкетти.

– Быть может, психиатрия? У меня как раз есть вакантное местечко на кафедре. На четвёртом курсе девочка написала замечательную работу «К вопросу о влиянии дигоксина и тетрагидроканнабиола на творчество ранних импрессионистов», а её замечательная поэма «Нет туйона – нет ушей, хоть завязочки пришей!» до сих пор цитируется всеми сотрудниками и пациентами клиники.

– Уж лучше тогда наркология.

Все оглянулись в поисках источника реплики.

– Полякова, ты же ходячее наглядное пособие о дурном влиянии этилового спирта на неокрепшие умы! – голосом декана сдавленно продолжало шептать белое пятно на белой стене.

– Ой, вот только не надо, Александр Иванович, – парировала я. – А кто на олимпийской базе в Стайках у меня последнюю бутылку водки экспроприировал с воплями: «Грабь награбленное!»? А потом полночи фальшиво распевал под окнами: «Я люблю вас, я люблю вас, Ольга», хотя никакой Ольги у меня в номере не было?!

– Ага! Зато Примус там был! Я всё видел! Он утром к проруби купаться без трусов вышел, чем окончательно деморализовал спортивный дух! – взвизгнул декан, вдруг неожиданно проявившись всеми цветами радуги. Поперхнулся и добавил солидным баритоном, обращаясь к комиссии: – Татьяна Юрьевна – спортсменка и не раз защищала честь нашего вуза на соревнованиях.

– Отличница, комсомолка, спортсменка, – изрёк главнокомандующий тоном статуи Железного Феликса.

– Я ещё могу басню Крылова и матросский танец «Яблочко», – с подобострастной готовностью предложила я.

– Апухтина вполне достаточно, – неожиданно миролюбиво сказал Сверчковский, – Татьяна Юрьевна, что вы хотите?

– Я хочу мира во всём мире, «от каждого по способностям, каждому по потребностям» и писателем хочу. Чтобы быть.

– Я же говорю – психиатрия! – подал очередную реплику неугомонный Павел Иосифович.

– Татьяна Юрьевна, я наслышан о неиссякаемом потоке вашего острословия от Николая Валериевича. – Мхатовская пауза главы комиссии позволила всем членам, которые с предыдущей серии всё ещё оставались в танке, осознать значимость сказанного. – Но я настоятельно прошу вас сосредоточиться и отвечать по существу!

– Потому что любое сказанное мною слово может быть обращено против меня на Страшном суде? – уточнила я.

– Потому что вы тратите наше время, а за дверью ещё около пятидесяти таких же бронеподростков, как вы. Итак, кем вы себя видите… в медицине? – сузил рамки Сверчковский.

– Знаете что, Борис Александрович, давайте считать, что я страстно хочу быть терапевтом, хотя зелёная пижама идёт мне куда больше белого халата, а Вадиму Короткову мы отдадим мою гипотетически возможную хирургию, – сказала я без тени иронии. Тишина, повисшая в аудитории, стала куда более зловещей, чем во время моего ёрничанья.

– Боюсь, Татьяна Юрьевна, что ничего не получится. На вас адресный заказ. Вы, как особо ценный интеллектуальный кадр, остаётесь при кафедре акушерства и гинекологии номер один на базе многопрофильной областной клинической больницы. Решение окончательное и обжалованию не подлежит.

Последнюю фразу он произнёс в тон моим первоначальным экзерсисам.

– Зачем тогда было устраивать весь этот балаган с выяснением моих желаний? – серьёзно спросила я.

– Мне было интересно, что это за персона, по поводу которой Николай Валериевич позвонил мне лично, предупредив о возможных осложнениях и самоотводах. Поздравляю вас, Татьяна Юрьевна. До новых встреч. Что-то подсказывает мне, что они ещё будут.

Мне дали понять, что представление окончено, пора бы и честь знать.

Дверью я хлопнула от души. Хотя это, надо признать, было чистой воды мальчишеством. То есть… Ну, как это – в женском роде?..

  16