Коллеги как мужского, так и, на всякий случай, женского пола хором давали слово чести никогда не подавать Сонечке пальто, не носить тяжёлую сумку в командировках и, свят-свят-свят, не говорить, как ей к лицу новая кофточка. И, пятясь, покидали корпоративную кухню.
Сонечка насмерть разругалась с приятельницей-землячкой лишь потому, что она, прочитав очередную брызгающую горячим маслом Сонечкину колонку, в которой та в пух и прах разносила слоган сети недорогих ресторанчиков «Наш кофе сварен специально для твоей девушки!», посмела несколько иронично заметить в пространство:
— Тема магазинов женской одежды не раскрыта. И ещё в резерве всегда есть олимпийские соревнования. До сих пор большей частью сегрегированные по половому признаку.
При Сонечке не обсуждали рецептов и модных фасонов, ибо «вся тысячелетняя история кулинарии и многовековая индустрия моды имеют одну лишь единственную цель — привлечь самца!» Табуированы были темы «личная жизнь», потому как чужая личная жизнь являлась беспрестанным источником Сонечкиного вдохновения. И «умиляемся младенцам». Завидев очередной милый животик характерной формы, Сонечка издавала боевой клич, которому позавидовали бы команчи:
— Декрет!!! Потеря темпа, квалификации, нивелирование интеллекта и полнейшая деградация личности! Муж, небось, не хочет с младенцем сидеть?!
— Ну, понимаешь… — начинала оправдываться невинная жертва. — Он зарабатывает куда больше меня и… и у него нет грудного молока, вот! — скороговоркой выпаливала последний козырь будущая мать.
— Да у них вообще ничего нет, кроме спермы! — шипела в ответ Сонечка.
Младенец бил маму пяткой изнутри, недвусмысленно давая понять, что «это — плохая тётя».
А между тем Сонечка была вовсе не так уж и плоха.
Не так давно у неё даже был муж. Как-то раз, безоблачным субботним утром, он опрометчиво попросил супругу принести ему кофе в постель.
— Я пишу статью, — буркнула Сонечка из-за монитора.
— Ну пусик-лапусик! Пожалуйста, принеси кофе своему маленькому мужику! — продолжал дурашливо канючить любимый, не вставая с супружеского ложа. То ли звёзды в тот день стали не так, то ли у Сонечки был творческий кризис — неизвестно. Только вместо того, чтобы потратить десять минут и принести любимому мужу пресловутый кофе в набившую оскомину постель, Сонечка вдруг взвилась и завопила препротивным фальцетом:
— Я журналист, а не дешёвая подавальщица! Упс!
В этот момент в ласковом и миролюбивом муже замкнуло контакт номер тридцать два дробь одиннадцать. Резко приподнявшись на локте, он вполне серьёзно густым баритоном заявил:
— Да будь ты хоть королевой Франции Анной Ярославной, с тебя корона не упадёт, если ты своему мужику этот долбаный кофе сваришь и в эту грёбаную постель принесёшь!
Встал. Сварил себе алкаемый напиток. Выпил. Оделся. И ушёл.
Правда, вместе с мужем ушёл и творческий кризис. Открылось ранее неведомых и «свежих» тем громадьё. «Все мужики — сволочи!», «Все бабы — дуры!», «Ударим бездорожьем и разгильдяйством по исламу!», «Поголовное мини для полных и женщин Востока!» С ужасающей регулярностью в поле зрения Сонечки стали попадать стигмы целлюлита, алкоголизма и прочей феминной неполноценности звёзд экрана и эстрады, равно иностранной и отечественной. В умении мастерски изящно растоптать за физический недостаток, да так, что ни один юрист не подкопается, ей не стало равных. Сонечка, видимо, как испокон и положено девушке, противоречиво полагала, что известность лишает человека, особенно женского пола, права на личное пространство, толстение-похудание, гамбургеры и кофе с сахаром. Очевидное нарушение логики её нисколько не беспокоило. На любые возгласы, возражения и оспаривания Сонечка отвечала посылом на ненавистный ей мужской орган и позиционировала себя в качестве клоунессы-эклектика. Хочется мне — значит, так. А не хочется — вот эдак. Я — знаменитый журналист, на днях Пулитцеровскую премию умоляли принять, в ногах валяясь всем оргкомитетом!
Со временем тональность Сонечкиных агрессивно-минорных воплей транспонировалась. Журналистка впала в хроматизм. И даже начала осваивать неведомые ей нивы социально значимых тем. «Пожалей собачку — пожертвуй на приют заначку», «Какой хороший иностранный дядя, даже матом научился ругаться. Слава России!», «Плечевые» — не конченые». Сонечка попробовала было взрастить урожай на неблагодарной почве политического анализа. Но стойкий тендерный душок намертво прилип к Сонечкиному стилу. Даже в историю о реабилитационном приюте для наркоманов она умудрялась впихнуть «мужское и женское». Гормоны неумолимо давали о себе знать.