— Трудно представить, что что-то может выбить тебя из колеи. — Она хмуро взглянула на него. — И совсем не похоже, что ты сейчас в таком состоянии.
— Обычно, чем сильнее я раздосадован, тем рассудительнее становлюсь. Это проклятие. — Он подобрал мяч Мо у своих ног и бросил его сильным движением руки. — И если ты думаешь, что это здорово, смотреть с обеих сторон, видеть справедливость обоих точек зрения, позволь сказать, это просто боль в заднице.
— Кто она была?
Он пожал плечами, поднял мяч, который Мо притащил обратно, и снова бросил.
— Это не важно.
— Нет, это важно. Все еще важно.
— Из этого просто ничего не вышло.
— Отлично. Мне пора возвращаться. — Она опустилась на одеяло и стала убирать остатки их импровизированного пикника.
— Я восхищаюсь этим искусством, никто не владеет им лучше женщин. Это завуалированное «да пошел ты», — разъяснил он, еще раз подбросив мяч Мо в воздух. — Она оставила меня. Или я не пошел за ней. Зависит от точки зрения. Мы были вместе почти год. Она была репортером на местном канале, поднялась до ведущей воскресной передачи, а потом и ежевечерней. Нам было хорошо вместе, все эти споры о значимости местных новостей. Что на самом деле гораздо сексуальнее, чем кажется на первый взгляд. В общем, мы собирались пожениться, перебраться в Нью-Йорк. Не сразу, что касается переезда. Потом она получила выгодное предложение. Она уехала. Я остался.
— Почему ты остался?
— Потому что я Джордж чертов Бэйли. — Он вновь запустил мяч со скоростью реактивного снаряда.
— Не понимаю.
— Джордж Бэйли, отказавшийся от своей мечты о путешествиях и приключениях чтобы остаться в своем родном городе и выполнить свой долг. «Вестник» стал моим долгом. Мой отчим, отец Даны, заболел. Моя мать переложила на меня часть обязанностей главного редактора. Я предполагал, что это временно, пока Джо вновь не встанет на ноги. Но доктора настаивали на переезде подальше от холодных зим, и мама последовала советам. Они хотели насладиться заслуженным отдыхом. Она заявила, что если я не возьму на себя управление газетой, она ее закроет. А моя мать никогда не бросает слов на ветер.
С безрадостным вздохом, он снова подбросил мяч.
— Это уж точно. Либо Флинн возглавляет «Вестник», либо не будет никакого «Вестника». Третьего не дано.
Майкл Флинн Хеннесси, подумала она. Итак, Флинн получил не только фамильное имя, но и фамильное наследие.
— Если бы она знала, что ты хотел для себя чего-то другого…
Он вымученно улыбнулся.
— Она не хотела для меня ничего другого. Я мог бы уехать, просто умыть руки и уехать с Лили в Нью-Йорк. И все люди, работающие в газете, потеряли бы работу. Половина из них, может даже больше, не смогли бы найти другую работу. Она знала, что я не смогу уехать.
Он посмотрел на мяч в своей руке, медленно повертел его и произнес мягким голосом.
— В любом случае, ей никогда не нравилась Лили.
— Флинн…
Он уступил отчаянным призывам Мо и бросил мяч.
— Прежде чем это все не начало звучать слишком жалостливо и патетично, я скажу кое-что еще. Я хотел поехать, тогда. Я любил ее, тогда. Но я не любил ее достаточно, чтобы бросить все и последовать за ней, когда она поставила мне ультиматум. А она не любила меня достаточно, чтобы остаться, или дать мне время разобраться с делами здесь и приехать к ней.
Значит, никто из вас не любил друг друга, подумала Мэлори, но промолчала.
— Меньше чем через месяц после переезда в Нью-Йорк она позвонила и разорвала нашу помолвку. Ей необходимо было сконцентрироваться на карьере, она не могла позволить себе поддерживать отношения, тем более на расстоянии. Она давала мне свободу, а сама собиралась замуж за свою работу.
— И в течение следующих шести месяцев она покоряла новости ЭнБиСи и продвигалась вверх по карьерной лестнице. Она получила, что хотела, как в итоге и я.
Он повернулся к Мэлори. Его лицо вновь было спокойным, глубокие зеленые глаза не отражали ни следа былой ярости, как будто ничего и не было.
— Моя мать была права, как бы ни ненавистно мне было это признавать. Она была права. Это мое место, и я делаю именно то, что хочу делать.
— Знаешь, на самом деле это говорит о тебе гораздо больше, чем ты думаешь.
Он подбросил мяч в последний раз.
— Ну вот, теперь ты меня жалеешь.
— Нет. — Возразила она, хотя отчасти он был прав. — Я чувствую к тебе уважение. — Она поднялась и поцеловала его в щеку. — Думаю, я помню эту Лили из местных новостей. Рыжая, правильно? Зубастая улыбка.