72 
— А что случится? — спросил цыган.
— Гарри придется написать папе и рассказать ему, что он натворил. Но так как он знает, что не может просить маму и папу найти такую огромную сумму денег — их действительно у них нет, — он намеревается уйти в отставку.
Сабина говорила без надрыва, и все же сомневаться в том, что произошедшее несчастье для нее было трагедией, не приходилось. Стоило только взглянуть в ее глаза.
— Вы хотите сказать, что нет никого больше, кто бы мог дать или одолжить вам сотню фунтов?
— Нет никого, кого мы могли бы попросить об этом, — ответила Сабина. — А что касается дачи в долг — что ж, это тоже невозможно. Понимаете ли, Гарри пообещал вернуть сотню фунтов, которые он уже взял у моего fiance, в течение года. Это значит, что он не сможет абсолютно ничего себе купить, на выплаты Артуру будет уходить почти все его жалованье.
— Я думал, вы сказали, что лорд Тетфорд дал ему денег.
— Он дал ему наличные франки, — ответила Сабина. — Но конечно, Гарри придется вернуть их.
— Несмотря на то что ваш брат тогда окажется в весьма стесненных обстоятельствах?
— Артур был очень рассержен на Гарри, — тихо проговорила Сабина. — Он… он не хотел бы делать… многое для моей семьи.
— И вы пришли ко мне.
Вы думаете, вы сможете нам помочь? — спросила Сабина, сжав руки. — Пожалуйста, пожалуйста, скажите, что можете. Я не знаю, что сделают мама и папа, если узнают, что Гарри попал в беду. Они так гордятся им. Он — их единственный сын, и до сих пор все у него шло так хорошо. Он получил продвижение по службе, когда был намного моложе, чем многие его сверстники. Если ему придется уйти из флота с позором, это разобьет им сердце. Прошу вас, помогите нам.
Цыганский король наклонился и сжал руки Сабины в своих.
— Послушайте, Сабина, — сказал он. — Вам не нужно умолять меня. Я хочу помочь вам, и я вам помогу.
— Поможете? О, спасибо, спасибо! — воскликнула Сабина. — Если бы вы только знали, что это для меня значит. Я всегда чувствовала, что каким-то образом вы меня не подведете, и как же я была права!
— Почему вы это чувствуете? — спросил цыганский король.
— Я не знаю, — ответила Сабина. — В вас есть что-то такое… всегда было… что заставляет меня доверять вам, чувствовать, что вы все поймете.
— А другие люди, наверное, не поняли вас? — спросил он.
Сабина отвернулась и высвободила руки.
— Некоторые… очень… нетерпимы к слабости и глупости других.
— Возможно, они не понимают и других вещей, — сказал цыган. — Например, как вы прекрасны, когда улыбаетесь, как трогательно печальны ваши глаза, когда вы грустны. Вы разве не знаете, что ваши глаза темнеют, когда вы напуганы, а когда вы счастливы, они светлеют и начинают сиять так, что все ваше лицо преображается?
Сабина глубоко вздохнула и поднялась.
— Я должна… идти, — торопливо сказала она. А вы пойдете… и найдете Катишу? Вы заставите ее вернуть деньги… немедленно?
— Вы уходите, потому что чувствуете, что должны так поступить? — спросил цыган. — Или потому, что боитесь меня слушать?
— Боюсь? — тихонько переспросила Сабина.
— Да, боитесь, — подтвердил он. — Вы убегаете, Сабина. Убегаете потому, что ваше сердце велит вам остаться.
Сабина замерла. Она ничего не ответила ему и потупила взгляд, уставившись на свои руки, в которых теребила перчатки для верховой езды.
— Неужели вам нечего мне сказать? — спросил он. Его голос был низкий и ласковый.
Она обернулась. Ее лицо было очень бледно, а губы слегка подрагивали.
— Да… мне есть что вам сказать, — сказала она. — Я хочу вас еще кое о чем попросить.
— О чем же? — спросил он.
— Пожалуйста… пожалуйста, не заставляйте меня… влюбляться в… вас.
Это был крик, который, казалось, исходил прямо из глубины ее души, — крик ребенка, который боится темноты. Он молча смотрел на нее. Мгновение никто из них не шевелился. Затем едва слышно он произнес:
— Разве уже не слишком поздно? Она отвела глаза.
— Да, слишком поздно, Сабина, — продолжал он. — Слишком поздно уходить, стараться забыть, что мы встретили друг друга, притворяться, что мы не стояли вместе и не разговаривали, что наши глаза не встречались и не говорили друг другу вещи, которые наши губы не смели даже прошептать. И я думаю, моя дорогая, если вы честны сами с собой, вы уже немножко меня любите.
— Нет! Нет! — прошептала Сабина.
— Тогда почему, — спросил он, — вы так дрожите? Почему я вижу, как бьется эта вот жилка на вашей шее, словно вы взволнованы? Да, взволнованы, Сабина, тем, что находитесь так близко от меня.
72 
