38 
— О чем он еще говорил? — спросил я.
— Кто?
— Твой.
— А... Еще он сказал, что все это должно произойти там, где вы остановитесь на ночлег. Да, и еще он сказал Лысому, что тот может спокойно ликвидировать Твоего Водилу. В России его никто искать не станет минимум месяц. Все будут думать, что он в Германии работает на Сименса. А потом будет пущен слух, что он вообще остался за бугром. Пусть, дескать, ищут...
«Значит, это произойдет в Нюрнберге...» — подумал я.
— Оставайся, Мартын. Не глупи, — настойчиво повторил Рудик. — Вернемся домой, на Васильевский, я с тобой вместе с судна уйду. Проживу как-нибудь...
Значит, это произойдет в Нюрнберге. И он там будет совершенно один...
Я вспомнил свой недавний сон: окровавленного Водилу, плачущего Шуру за рулем грузовика... Его крик: «....бездарность!.. Он же тебя кормил!.. Он же тебе радовался, море показывал! Он же тебя называл „Кысей“... А ты?! Дерьмо ты, а не Кыся!..»
— Спасибо тебе, Рудик, — сказал я. — У меня просто даже нет слов, как я тебе благодарен!.. Ты прости меня, что я нашипел на тебя поначалу... Ни хрена ты не искалеченный. Ты даже очень, очень нравственный! Я правильно сказал это слово?..
— Правильно, — грустно подтвердил Рудик. — Ты все-таки поедешь с ним?
— Постарайся меня понять, Рудик.
И я подумал, что в этой ситуации Мой Шура Плоткин очень хорошо бы меня понял.
* * *
Ночь я провел с Дженни в ее «мерседесе». Оказалось, что накануне, когда ее Хозяйка спустилась в автомобильный трюм покормить «Свою Любимую Собачку», «Свою Маленькую Дорогую Девочку», Дженни на радостях, — тут я должен как можно точнее процитировать Дженни: «... НА РАДОСТЯХ ПЕРВОГО ПОЛОВОГО ПРИЧАСТИЯ, В ИЗУМЛЕНИИ ОТ ТОГО СЕКСУАЛЬНОГО ШКВАЛА, КОТОРЫЙ СВОИМ СЛАДОСТНЫМ ВИХРЕМ ПОДНЯЛ ЕЕ НАД ВСЕМ ТЕМ, ЧТО БЫЛО В ЕЕ ЖИЗНИ ДО ЭТОГО ИЗУМИТЕЛЬНОГО МИГА...» — при виде Хозяйки закатила такую восторженную истерику, что Хозяйка всполошилась и помчалась с ней к дежурному ветеринару при корабельном Кошачье-Собачьем интернате.
У ветеринара Дженни продолжала безумствовать. За пятьдесят немецких марок бравый российский доктор мгновенно поставил диагноз — «Нервное перевозбуждение». А еще за двадцать марок дал для Дженни успокоительное драже, которое следовало примешивать в ее пищу. И посоветовал не оставлять Дженни одну в машине. За что Хозяйка дала доктору еще пять марок.
Дженни отнесли в каюту-люкс с огромными окнами, гостиной, спальней и телевизором, и кормили уже там.
С перетраху «Маленькая Дорогая Девочка» жрала, как дворовый цепной Полкан, и аккуратнейшим образом выплевывала успокоительные таблетки. «Любимая Собачка» и не собиралась успокаиваться!
Она визжала, носилась по каюте, кувыркалась на хозяйских кроватях и один раз даже прыгнула с письменного стола на диван, прямо на голову дремлющего после обеда Хозяина. За что получила от него увесистый шлепок и такой взрыв ругани, который, наверное, был одинаково хорошо слышен и в Петербурге, и в Гамбурге...
Но Дженни, познавшая счастье секса и половой раскованности, в долгу не осталась — она юркнула в приоткрытую дверцу платяного шкафа и мгновенно написала в вечерние туфли Хозяина, чего никогда бы раньше не сделала. А потом продолжала визжать, лаять, скакать и кувыркаться как ни в чем не бывало...
Бедная добрая Хозяйка ломала голову — что происходит с ее «Обожаемой Маленькой Девочкой» и как уберечь ее от гнева главы семьи, которому фокусы Дженни так осточертели, что он пообещал выкинуть Дженни за борт.
— Ну что?.. Что ты хочешь? — пугливым шепотом спрашивала Хозяйка, прижимая Дженни к груди и покрывая ее шелковистое маленькое тельце искренними материнскими поцелуями.
А Дженни ничего не хотелось, кроме русского Кота Мартына!
В ответ она лизала Хозяйку в нос, губы, щеки и пыталась втолковать ей, что ничего слаще и прекраснее, чем то, что у нее было с Котом Мартыном, быть не может! И если бы Хозяйка хоть один-единственный раз попробовала бы сделать ЭТО не с тем Хамом, который сейчас лежит на диване, накрыв голову подушкой, а с настоящим Специалистом ЭТОГО дела, вроде ее Кота Мартына, она бы поняла состояние Дженни!..
Поэтому она просто требует, чтобы ее немедленно отнесли в автомобильный трюм, в «мерседес», который теперь Дженни воспринимает не только как средство передвижения, но в первую очередь как «ЛОЖЕ ПОЗНАНИЯ СЛАДОСТИ ГРЕХА И ПЕРВОЙ ЛЮБВИ». Естественно, это тоже цитата из Дженни. Мне б такое и в голову не пришло.
38 
